Рэт Уайт - 400 дней угнетения

- Ой! Ай! Прекрати!

- Это я не страдала? Я не страдала? Сука, да что ты, блядь, знаешь обо мне?

Как всегда, я сказала что-то не то, но это был не Кеньятта, всегда владевший своими эмоциями, это была нестабильная лесбиянка с кнутом, которую я только что разозлила.

- Я… я… я ничего о вас не знаю.

- Черт возьми, ты не знаешь обо мне ни хрена. Я боролась и страдала с самого рождения из-за цвета моей кожи. На тебя смотрят свысока заносчивые белые сучки вроде тебя, за тобой следят охранники универмагов, тебя игнорируют при повышении, тебя игнорируют все хорошие черные мужчины, которые охотнее гоняются за белой киской!

Я хотела указать на очевидный факт, что она была явно лесбиянкой, и спросить ее, какая разница, поскольку она все равно больше не интересовалась мужчинами. Я хотела сказать ей, что ни один мужчина не был обещан ни одной женщине. Что это не было похоже на то, что она подала свое заявление и была проигнорирована в пользу менее квалифицированного белого заявителя, как своего рода обратное положительное действие. Все мужчины пытаются кого-то подцепить, независимо от расы. Вместо этого я молчала.

- Убирайся нахуй обратно во двор. Прочь с глаз моих, тупая сука!

Она встала и начала бить меня по ребрам и рукам, а потом пнула каблуком мне в задницу, когда я выбралась из двери в свою маленькую хижину на заднем дворе. Я не устала физически, но мысленно чувствовала себя так, словно только что пробежала марафон с пятидесятифунтовым [31] около 23 кг рюкзаком. Я была так растеряна, так раздражена, рассержена, расстроена, взволнована, возбуждена и потеряна, и полностью брошенa на произвол судьбы. Весь мой мир был отнят у меня. Земля ушла у меня из-под ног, и я плыла в космосе с Кеньяттой в качестве единственного якоря на земле, но его здесь не было, а сучка, которая была его женой - была. Я знала, что Кеньятта все исправит, когда вернется домой. Он должен был это сделать, потому что я не знала, как долго смогу еще выдержать это дерьмо.

Ночь была прохладной и сырой. Туман сгустился и поглотил звезды. Темнота была абсолютной. На мгновение я запаниковала, представив себя снова в ящике, в сыром, влажном подвале, но холодный ветерок, пробивающийся сквозь щели в шаткой лачуге, которую я теперь называла домом, напомнил мне, где я нахожусь. Дрожа, я натянула на себя шершавое шерстяное одеяло. Вся такая жалкая. Интересно, когда вернется Кеньятта, придет ли он в хижину или проведет вечер с Анжелой. Быть его рабыней было одно, но сидеть в старом сарае для инструментов, дрожа в темноте на своем соломенном ложе, пока он трахает свою бывшую жену на простынях, которые я помогала ему выбирать, было уже слишком.

Вокруг раздавались брачные звуки цикад, в темноте пел хор влюбленных насекомых. Свет от домов по обе стороны двора излучал слабое свечение, создавая зловещие тени, которые мерцали на лужайке, заборе и стенах сарая. Я наблюдала за ними, ожидая в любой момент, что одна из теней окажется Кеньяттой, который придет, чтобы спасти меня от этого страдания, возьмет меня на руки, отнесет наверх, в свою кровать. Но был также страх, что незнакомец может воспользоваться моей беспомощностью. Сосед, который видел меня, зайдет во двор. Грабитель решит ограбить дом. Какой-то случайный извращенец, проходящий мимо.

Мое дыхание участилось, и я оглядела сарай, чтобы найти что-то для защиты, если до этого дойдет. Я схватила ветку, которая лежала в грязи у моей кровати из соломы, и прижала ее к груди. Я закрыла глаза, пытаясь уснуть. Мое тело было истощено. Рубцы на моей спине болели, и я все еще дрожала. В конце концов истощение победило, и я впала в сон без сновидений.

Солнечный свет пронзил мои веки. Суставы болели, и многочисленные рубцы, порезы и синяки напомнили мне об их присутствии с новой силой. Я проспал до самого утра, и Кеньятта не пришел навестить меня. Я прищурилась, прикрывая глаза от света. Пришло время готовить завтрак.

На заднем дворе был шланг. Этого должно хватить для душа. Я задавалась вопросом, смогу ли я дотянуть его до сарая, где я, по крайней мере, смогу использовать продуваемое ветром старое строение, чтобы защитить свое тело от любопытных соседей. У меня не было сменной одежды, так что мне придется надеть те же грязные лохмотья, что и накануне.

Я открыла внешний кран, протянула шланг к сараю и разделась. Рубашка прилипла к моей спине, и, стянув ее, я разорвал несколько струпьев, открывая раны. Кровь стекала по моей спине, и я боялась ощущения воды на кровоточащих ранах так же, как приветствовала идею стать снова чистой. Я держала шланг над головой и позволила воде стекать по моему обнаженному телу. Я закрыла глаза и забыла обо всем, кроме холодной воды. Даже боль от моих ран и порезов не беспокоила меня. Когда я открыла глаза, Кеньятта стоял там, безупречно одетый, как всегда, в темном костюме и черной водолазке. Это был костюм, отличающийся от того, который он надевал на аукцион рабов, но внешний вид и эффект были такими же. Я не могла не думать, что выбор был осознанным.

- Ты опоздала. Завтрак должен был быть на столе час назад. Твоя Xозяйка расстроена из-за тебя, и я тоже. Она думает, что ты должна быть наказана. Как думаешь?

Я бросила шланг в траву и стояла там, голая и дрожащая, не зная, что сказать. Глаза Кеньятты бродили по моей обнаженной плоти, и я уставилась на его промежность, чтобы посмотреть, понравилось ли ему то, что он увидел. Видимо, ему понравилось. В его штанах была заметная выпуклость. Я подошла к нему и взяла его твердую плоть в руки, поглаживая еe сквозь штаны.

- Я прошу прощения. Позвольте мне загладить свою вину.

Я провела его в сарай, надеясь, что эта сука наблюдает. Пусть она сама себе готовит ебаный завтрак. Дверь сарая захлопнулась за нами, и руки Кеньятты обвились вокруг меня, сжимая мои груди, перекатывая мои набухшие соски между пальцами. Он поцеловал мою шею, между лопаток, в поясницу. Я почувствовала его горячее дыхание на расщелине моих ягодиц, а затем его губы, нежно целующие каждую ягодицу, его язык прошелся по трещине моей задницы и скользнул глубоко внутрь меня. Его рука потянулась между моих ног, а пальцы нашли мой клитор, потирая его, пока он трахал мой анус своим языком. Я кончила так быстро, так внезапно, что едва успела насладиться этим. Мои ноги ослабли, и я чуть не рухнула. Затем Кеньятта встал позади меня, расстегнул ремень и расстегнул молнию на штанах. Я ощутила это первое страстное вторжение. Мой красивый любовник, мой Господин, воткнул в меня свою распухшую плоть. Я закричала, когда его длина наполнила меня, тяжело пульсируя. Его тяжелое дыхание обжигало затылок.

- Кончи в меня. Я хочу, чтобы у меня были твои дети. Я хочу быть твоей навсегда.