Станислав Романов - Самая страшная книга 2020 [антология, litres]

Матвейка, трясясь осиновым листом, потянул руку ко лбу и попытался схитрить:

– А какая разница, двумя, тремя? Богу едино.

– Брехня никонская, – резко сказал Прокл. – Сатана нашептал, а ты повторил. С малого попущения все зло и растет. Сегодня три перста вместо двух, завтра заповеди повелят нарушать, а послезавтра мужика с мужиком в церкви станут венчать.

– Не бывать тому! – отшатнулся Матвейка.

– И о трех перстах так говорили, а теперича ниче, прижилось, – усмехнулся раскольник. – «Стоглавый собор» при царе Иоанне всех, кто не двуперстием крестится, анафеме предал. Сто лет не прошло, а вот оно, троеперстие, дьявольский знак. Крестись, как истинной верой положено.

– Иначе пальцы лишние отрежу, останется два, – вкрадчиво проговорил Савва.

Матвейка жалобно заскулил, отпрянул назад. Спасения не было. Или поганиться еретичным знамением, или верная смерть. Для раскольников человека что муху убить. Ради чего две души невинные в подполье сгубил? Или это наказанье и есть?

Савва с Проклом замерли, вглядываясь Матвейке за спину. Он повернулся, размазал грязные слезы по морде и обомлел. В ковыльном море плыли два всадника. До них оставалось саженей тридцать, и Матвейка рассмотрел бородатые, совсем непохожие на татарские лица, высокие меховые шапки и длинные пики в руках. Казаки, как есть казаки! В Саратове навидался этого лихого и опасного народа. Отвел Господь беду! Дуля вам, раскольнички, а не Матвейкина простая душа! От поганых ушел, а теперича и от самого Сатаны!

Матвейка вскочил и опрометью бросился к казакам. Его никто не преследовал.

– Свой я, свой! – Матвейка, мельтеша руками как угорелый, добежал до всадников и на радостях бросился целовать пыльный сапог казака в рваном кафтане, отделанном бордовой парчой. От запаха конского пота щипало глаза.

– Ну буде, буде, сапог до дыры иссосешь, – выдернул ногу казак и подмигнул второму. – Видал, Куприян, по-царски встречают!

– Он тебя, Михайла, видать, за отца опознал, – хохотнул Куприян. – Эй, паря, а вроде эт я с твоей матушкой на сеновале грешил?

– Шутите, дядя? – Матвейка по-дурацки заулыбался.

– Шутю, – осклабился Куприян и полоснул нагайкой. Слепящая боль стеганула спину и опалила лицо. Матвейка хлопнулся на колени, закрыл голову руками и истошно завыл, увидев на ладонях свежую кровь.

– Вставай, смердячья душа! – велел Михайла. – К дружкам топай, дурканешь, шкуру спущу.

– Не дружки они мне, – заскулил Матвейка, зажимая рассеченную щеку.

– Разберемся. – Михайла тронул пегого жеребца.

Раскольники не бросились наутек, от конного разве в степи убежишь? Встали спина к спине, достали кистени.

– Видал? – хохотнул Михайла. – Во времечко наступило, лапотники – и те при оружии!

– Эй, а ну не балуй, – Куприян вытащил пистоль и прицелился. – Железяки бросайте!

Матвейка ждал от раскольников бессмысленного сопротивления, яростной схватки, и прогадал. Прокл шепнул сыну на ухо, и кистени полетели в траву.

– Сдаемся.

– Ну то-то. Вяжи их, Михайла.

– А этого?

– А в этом угрозы, как в котенке малом.

Матвейке стало обидно, и он, не понимая, что происходит, сбивчиво затараторил:

– Дяденьки, тут татары близко, в Дикое поле с полоном идут. Надо войско собрать и ударить по ним!

– Ага, так и сделаем. – Михайла спрыгнул с седла и пошел к раскольникам, на ходу разматывая веревку.

– Извиняй, сынок, – сказал Савве Прокл. – Видать не судьба.

– Как Бог дал, батюшка. Зато как мечталось, вместе в Христовы палаты войдем.

Прокл перекрестил сына. Михайла замер, глянул подозрительно и сказал:

– А ну еще покрестись.

Прокл перекрестился размашисто.

– Истинной веры держитесь? – ахнул Михайла.

– Древлеправославные мы, – горделиво откликнулся Прокл.

– От дела! – Михайла бросил веревку и перекрестился двуперстием. – Ты глянь, Куприян!

У Матвейки подкосились ноги. Куда ни плюнь, всюду еретики, пристают, как репьи к бродячему псу! Да что же это такое?

– Бежим от Антихриста, – пояснил Прокл. – Ищем землю обетованную, подальше от никонских собак и новых порядков срамных.

– И правильно, браты! – Куприян опустил пистоль. – Мы вон давно утекли и красиво живем.

– Станица рядом?

– Выше бери, – подбоченился Куприян. – Орда! Хан Гирей за Кубанью землицу нам в вечное владение дал, отныне служим ему. С ногайским мурзой в набег и пришли.

– С татарами? – удивился Прокл.

– Татары нам братья, – пояснил Михайла. – Враг у нас общий – Москва и антихрист Петрушка. Булавинский бунт не забыли? Славно погуляли тогда, покуражились, всласть перевешали царских подпевашек и холуев. А как разгромили нас, пришлось уходить с женками и детьми. Петруша, ненавистью к православной вере кипя, нас бы ни в жисть не простил. Отныне на москалей у нас ого какой зуб. В энтот раз славно русаков пощипали, долго кровью будут харкать.

Матвейку трясло. Как это, казаки вместе с нехристями татарскими на Русскую землю разбоем пришли? Истинно, еретики-раскольники, враги лютые, ненавистью и злобой кипящие. Жаль, не перебили их всех в свое время, не срубили гадине ядовитой башку.

– Ты прости меня, паря, – обратился Михайла к Матвейке. – Сгоряча саданул, не признал за свово.

Матвейка растерялся.

– Никонский выродок он, – пояснил Прокл. – С собой ведем, хотели туркам продать.

– А я и смотрю – рожа мерзкая, – Михайла замахнулся рукояткой нагайки, но не ударил. – Повезло вам с нами, татарский разъезд бы мигом в лоскуты порубал. Орда близко, три загона возле Черного ручья собрались, полтыщи татар, нас, некрасовцев, сотня, да полону несчитано. До утра будем поджидать остальных.

– Спаси Господи! До своих добрались! – Прокл, униженно кланяясь, ткнулся лицом в гриву Куприянова коня. – Уже и не чаялись.

Матвейка часто, с присвистом задышал. Сволочи! Так и знал, никаких родных они спасать не идут! Татарам продались, суки! А может, и вовсе лазутчики…

Михайла наклонился за оружием, и тут до того безучастный Савва прыгнул мягко и плавно, словно огромная кошка, выхватил из рукава нож и без замаха вонзил лезвие казаку в левый бок. Прокл резко дернул Куприяна за ногу, вырвал из седла, шмякнул о землю, вбил колено в лицо и вызверился на обмершего Матвейку:

– Коней держи, дура!

Михайла сучил ногами в расплывающейся кровавой луже, Куприяна поставили на колени, и Прокл ласково попросил:

– Отвечай, соколик, далече ли до Черного ручья, кто у вас атаман и есть ли заветное слово, чтобы разъезды пройти?

Куприян выхаркал багровые сгустки и осколки зубов и прохрипел:

– Хера я вам расскажу! Иуды, будьте вы прокляты!

– Железом надо прижечь, – задумчиво сказал Савва.

– Жги, мразь, пытай, – Куприян выкатил бешеные глаза. – Мне боль, что ласковая жена.