Станислав Романов - Самая страшная книга 2020 [антология, litres]

Могила не была огорожена: просто земляной холмик с грубо отесанным крестом в окружении увядших цветов. В ветвях надрывалась ворона, но некому было откликнуться на ее тоскливый зов.

Мне хотелось завыть. Упасть на стылую землю, где тлели Стрижкины косточки. Запустить в нее пальцы. Врасти в нее.

Не будет больше муравьишек. Не будет досадных приключений, объятий и дурацких танцев под музыку. Остался только этот клочок земли да трухлявый крест. И под убогим этим крестом, вместе с юродивой девчонкой, погребено было наше прошлое, наши радости и чаяния, наша детская вера в окружающий мир.

– Прости меня, Таня, – прошептал я. – Обещаю, что никогда больше не буду трусом.

Но я был и остался трусом, а теперь очутился в аду. Смотрел на останки, сваленные у стены, словно дрова, на веревку с петлей, поджидавшую меня, как героиню «Десяти негритят», на печь, в которой утробно гудело пламя, превращая в золу человеческую плоть. Печь тоже ждала. И ждал дьявол с обожженным, окровавленным лицом и ножом в руке, зажимая рот моей жене.

Леля ежилась в инвалидном кресле, дрожа всем телом.

– Если будешь тянуть, я вспорю ей живот, – сказал Мартын. – Как боженька завещал: богу – богово, а Полианне – кесарево. Она еще успеет увидеть, как ваш ребенок превращается в золу.

Леля жалобно замычала. В ее карих глазах над затянутой в перчатку рукой плескался ужас.

– Ты все равно убьешь нас, – сказал я.

– Ясен пень. – Он поднес нож к ее глазу. Она зажмурилась. – Залезай.

Он не оставит свидетельницу, это я понимал. Но и видеть, как он вонзит в нее нож, не мог. А потому влез на колоду и дрожащими руками взялся за петлю.

Острие ножа коснулось Лелиного века.

Я накинул петлю на голову. Ноги подкашивались, колода угрожающе зашаталась.

– Затяни вот так. – Мартын покрутил головой. Я последовал указанию. Петля мягко обжала шею. Пока еще мягко.

– Мы же были друзьями! – Не знаю, зачем я это сказал. Слепая надежда, порожденная отчаянием.

– Не надо ля-ля, – улыбнулся Мартын. – Вы бы первые меня сдали, и тогда не Цыгана с Валькой, а меня жарили бы в пердак.

Он отпустил Лелю. Она со всхлипом втянула в себя воздух.

– Хочешь, чтобы твой муж жил? – Леля горячо закивала. – Вставай.

Она попыталась, но ноги не слушались ее. Мартын рывком вздернул ее на ноги и толкнул ко мне.

– Ты действительно его любишь?

– Да… – прошептала она одними губами.

– Не слышу?

– Люблю! Люблю! – закричала Леля. – Умоляю, не надо!

– Любовь, как говорится, зла. – Он пощекотал ей ножом пупок. Леля жалобно пискнула. – Кто там, мальчик или девочка?

– Девочка! – Внезапно Леля схватила его за руку, положила себе на живот и улыбнулась сквозь слезы: – Чувствуете? Ножками толкается. Мы очень хотим жить.

Мартын вытаращился на нее. И расхохотался. Леля захохотала тоже, срываясь на рыдания.

Хорошая попытка, подумал я. Только таких не разжалобишь. Такие давят людей как муравьишек.

– Твоей девочке нужен отец, верно? – Глаза Мартына сияли. – Я рос без отца, и посмотри, что получилось. Не хочешь, чтобы твой ребенок стал такой же дрянью?

– Нет… ой, простите! – Леля испуганно зажала рот ладошкой.

– Ты хочешь быть поддержкой и опорой для своего мужа?

– Да! Да!

– Как хочешь, – улыбнулся он. И ногой вытолкнул из-под меня колоду.

Веревка врезалась в горло, отсекая кислород, язык перекрыл гортань. Я услышал собственный хрип, перед глазами поплыли огненные круги, в голове загрохотали невидимые барабаны.

Потом петля ослабла. Сладкий, чудесный воздух ворвался в горящие легкие. Кто-то со стоном толкал меня вверх. Я пытался ухватиться за петлю, но руки будто налились свинцом. Постепенно проступили очертания комнаты, и я снова увидел Мартына. Он наблюдал за Лелей, которая, обхватив меня за пояс, ценой неимоверных усилий не давала мне повиснуть в петле.

– Пожалуйста! – простонала она. – Помогите… Мне нельзя… я потеряю ребенка…

– Ты не смотрела фильм «Однажды на Диком Западе»? – небрежно осведомился он. – Нет? Вот такое кино! Если выживешь – обязательно посмотри.

Отчаяние придало мне неожиданные силы. Обеими руками я сумел вцепиться в петлю и начал вытаскивать голову.

– А вот этого не надо, – покачал головою Мартын.

– Леля!.. – просипел я, дергая головой. – Тяни меня вниз! Повисни на мне!

– Нет! – Он рванулся к нам, но было уже поздно. Леля, моя умница, обхватила меня покрепче и оттолкнулась ногами от пола.

Веревка сдавила мне череп. Если бы я не держался за нее руками, мне бы наверняка оторвало голову. Но в итоге случилось то, что и должно было случиться. Не выдержав веса сразу двух тел – трех, считая ребенка! – крюк со звоном выскочил из потолка. Мы обрушились на пол в облаке известковой пыли.

Я пытался содрать с головы петлю, но одеревенелые руки не слушались.

Верхняя губа Мартына вздернулась в волчьем оскале. Он налетел на Лелю и стал остервенело пинать в грудь, в бок, в живот… Она кричала, подтягивая колени к животу в тщетной попытке защитить ребенка.

Судорожно хрипя, я полз к ним, понимая, что уже опоздал, что не смогу спасти ее, как не смог спасти Стрижку.

Удар ногой угодил мне в челюсть. В голове будто бомба взорвалась. Я опрокинулся на спину, а Мартын оседлал меня и, схватив за волосы, поднес нож к горлу.

– Ну что, – выдохнул он, – теперь тебе не все равно?

Позади него скулила на полу Леля.

Я рванулся, но его пальцы были словно из железа отлиты. Холодное лезвие взрезало мою кожу.

– Раз, – сказал он.

Леля с трудом вставала. Ее лицо было искажено болью, но она поднималась, поднималась!

– Два…

На счет «три» я плюнул ему в лицо собственными зубами. Разбитый рот отозвался ледяной болью, но ничто в жизни не доставляло мне большего удовольствия. Вскрикнув, Мартын отпрянул. И тогда Леля врезала ему по физиономии кулаком, из которого выглядывал винт потолочного крюка.

Витой болт пробил левый глаз Мартына. От его вопля, казалось, содрогнулись стены подвала. Его кулак достал Лелю в живот, и она отлетела, выдернув болт с отвратительным чмоканьем.

Но главное – Мартын выронил нож. Это была первая его ошибка, и она же стала последней. Когда он снова повернулся ко мне, зажимая рукой истекающую кровавой слизью глазницу, я встретил его ножом.

За Лелю! За Стрижку! За тетю Зину! За Цыгана с Валькой! За всех и за каждого!

Я бил в правую часть живота, стараясь попасть в печень, чувствуя, как бежит по руке горячая кровь. Мартын перехватил мое запястье, но от крови оно стало скользким, и я высвободился, раскроив ему пальцы до кости вместе с перчаткой. Тогда он вцепился мне в глотку другой рукой, и перед моими глазами опять заплясали огненные мухи…

– Мразь! – прорычала Леля зверенышем и, обхватив Мартына за плечи, несколько раз воткнула винт ему в горло. С хрипом он рухнул вперед, насадившись грудью на нож. Кровь выплеснулась у него изо рта, окропив мне лицо.