Астрид Фритц - Охота на ведьму [litres]

Конец февраля 1485 года

Через два дня после дня святого Петра [106] День святого Петра – праздник в честь объявления апостола Петра первым Папой Римским, отмечается 22 февраля. , с первыми теплыми лучами солнца, мой отец смог встать с кровати.

– Знаешь, Сюзанна, – поприветствовал он меня тем утром, когда я принесла ему травяной чай, – мне сейчас так теплого супчика почему-то захотелось…

У меня сердце запело от радости. Еще вчера я с ног сбилась, но все-таки купила под городом живую курицу – осталось их немного, и потому мне пришлось выложить за нее огромные деньги. Из нее-то я сегодня и сварила папе укрепляющий жирный бульон. Я стояла у очага, когда Грегор привел в кухню папу – в халате и тапочках. Отец настоял на том, чтобы встать с кровати. Осторожно, шаг за шагом, Грегор подвел его к лавке у огня.

– Как вкусно пахнет! – На его лице с ввалившимися щеками заиграла улыбка.

Я отложила в сторону ложку, которой помешивала бульон, и обняла отца.

– Я так рада, пап! – воскликнула я, пытаясь не расплакаться от счастья.

И все же слезы потекли у меня по щекам.

– Ну-ну, девочка моя… Зачем же теперь плакать?

Он неловко погладил меня по спине и отстранился.

– Я благодарю Господа за то, что уберег меня десницею Своею. А главное, – смущенно добавил он, – я хочу поблагодарить вас, дети, за то, что не бросили меня.

Грегор тоже обнял его за плечи.

– Ох, отец! На самом деле о тебе заботилась Сюзанна. И Мартин иногда ей помогал, молился с ней. А я работал.

– Ну, кто-то же должен был и о лавке подумать, – подмигнул ему папа.

– Да… – Грегор кашлянул. – К сожалению, нам не так много товара удалось продать в эти трудные времена. Вначале эти жестокие морозы, потом пришел мор. Говорят, в городе уже две дюжины людей погибли от этой хвори.

– Да, хорошего мало… – Отец задумчиво покачал головой. – Но меня Господь не призвал к себе. А где же Мартин? Он раньше каждое утро приходил, верно?

– Он после службы Третьего часа приходит, – напомнил Грегор.

– Вот парнишка удивится, когда увидит, как я сижу тут в кухне…

Я сочла чудом Господним, что сама не заразилась этой жуткой хворью, хотя целыми днями вдыхала ядовитые чумные миазмы. Когда тем утром Мартин не пришел к нам, меня сразу охватило дурное предчувствие. К тому же два дня назад он уже пропустил визит к отцу, сказав потом, что плохо себя чувствовал.

Днем я решила сходить к братьям-проповедникам.

– Присмотришь за папой? – попросила я Грегора. – Он сейчас спит. Я хочу сходить в монастырь, узнать, что случилось с Мартином.

– Сходи непременно. – Грегор захлопнул счетную книгу. – Я тоже за него очень волнуюсь. – Он подошел ко мне. – Я… я тоже хотел тебя поблагодарить. За все, что ты сделала. – На мгновение мне показалось, что брат хочет меня обнять, но он сдержался. – Спасибо. – Он смущенно улыбнулся.

Еще никогда мой старший брат меня не благодарил, и я растрогалась.

– Если бы ты был женщиной, то поступил бы так же, – ответила я. – Уход за больными – это женское дело.

– Не знаю… – пробормотал он. – Да, наверное.

Выйдя из дома, я пошла по солнечной стороне переулка. Мне вспомнилась примета: «Если в день святого Петра погода хорошая, можно вскоре сажать капусту и горох», и я порадовалась предстоящей работе в огороде. А Мартин наверняка не пришел сегодня только потому, что его задержали на каком-то важном собрании. Может быть, потому, что его приор вернулся?

Когда я свернула к дубильням, мне повстречалась девица Грит. Увидев меня, она удивленно открыла рот, а потом, отвернувшись, поспешно скрылась в подворотне.

«Глазей сколько влезет, – захотелось мне крикнуть ей вслед. – Наш дом больше не чумной». Еще в Гензегэсхене на меня вот так уставились две какие-то старухи. И вообще, в городе творилось что-то странное: во многих домах были закрыты ставни, да и на улицах я видела куда меньше людей, чем обычно в будние дни. Несмотря на все мои тревоги, я была рада наконец-то выйти из дома. А после монастыря непременно загляну к Эльзбет. Мы слишком долго не виделись.

Подойдя к воротам монастыря, я долго звонила в колокольчик, пока заслонка на двери не отодвинулась и я не увидела лицо старика-привратника.

– Слава Иисусу Христу, – поздоровалась я с ним, как и полагалось обращаться к монаху.

– Во веки веков, аминь, – ответил он. – Что тебе здесь нужно, дочь моя?

– Я Сюзанна Миттнахт, сестра брата Мартина. Он здесь? У меня для него радостные известия.

– Верно, теперь я узнаю тебя. Мне очень жаль, брат Мартин в лазарете.

– Он болен? – Меня сковал страх.

– Да. – Привратник понизил голос. – Со вчерашнего дня у него жар, а на шее у него…

– Это чума! – не сдержалась я.

– Тс-с-с! Не так громко, девочка. Но я хочу кое-что сказать тебе, а ты передай своим близким: мы все были в ужасе, когда вчера узнали от брата Мартина, что он каждое утро ходил к вашему больному чумой отцу. Он утаивал от нас эти визиты, иначе субприор ни за что не разрешил бы ему проведывать больного. Когда вернется наш брат Генрих, брату Мартину несдобровать.

– Но он оказывал нашему отцу духовную поддержку! – возмутилась я. – Разве не в этом и состоит задача братьев-проповедников?

– Не во время чумы.

Он попытался задвинуть заслонку.

– Пожалуйста, подождите, брат привратник!

– Что тебе еще, дитя?

– Насколько болен Мартин? Наш отец должен знать это.

Лицо привратника смягчилось.

– Ну, наш монастырский врач говорит, что у брата Мартина легкий жар и два небольших воспаления на горле. Всевышний смилостивился над ним – у него легкая форма чумы.

– Тогда прошу вас, передайте Мартину, что наш отец выздоровел! Пожалуйста!

– Не тревожься, непременно передам. Добрые вести порадуют его и придадут ему сил.

С громким щелчком заслонка захлопнулась.

Я недоумевала. Что это значит – «легкая форма чумы»? Я о такой никогда не слышала.

Вообще-то мне нужно было сразу же передать это известие Грегору, но я хотела увидеться с Эльзбет. К тому же, по словам Кети, она чувствовала себя уже лучше.

И действительно, в ее доме все, казалось, шло своим чередом. Во дворе и в мастерской кипела работа. Рупрехт, как и всегда, сделал вид, что не замечает меня, а когда я поднялась по лестнице, то застала свою подругу с Барбарой в кухне. Служанка стояла у плиты, а Эльзбет – у открытого окна.

– Эльзбет! – закричала я и бросилась к ней.

Мы обнялись и крепко прижались друг к другу, пока Эльзбет не отстранилась.

– Осторожнее. – Она мягко улыбнулась. – А то малышу больно будет.

Отступив на шаг, я ее осмотрела. Только сейчас я заметила, что ее животик уже округлился под платьем. Но лицо исхудало, под глазами пролегли тени.