Астрид Фритц - Охота на ведьму [litres]

Дверь церкви распахнулась, и во двор вышла невысокая полная женщина в черно-белом доминиканском хабите, а за ней последовал худощавый монах, которого я прекрасно знала, – брат Генрих.

– Сюзанна Миттнахт? – монахиня неспешно приблизилась ко мне. – Я мать Урсула, настоятельница этого монастыря. А с нашим духовным наставником и исповедником ты знакома.

Я испуганно преклонила перед ними колени. Монахини монастыря Сюло находились под духовной опекой брата Генриха, а я совсем забыла об этом! Он тоже, похоже, был очень удивлен встрече со мной. Его рот приоткрылся, будто приор собирался что-то сказать, но затем он передумал и едва заметно покачал головой.

– Так значит, ты хочешь прийти в наш монастырь, – начала мать-настоятельница. – Ты тщательно обдумала это решение?

– Наверное, матушка, – неуверенно протянула я.

– « Наверное » – этого недостаточно. В тебе должно гореть желание стать монахиней. Такое решение – не мелочь какая-то, о которой можно подумать с утра перед завтраком и во всем разобраться.

Мне не понравился ее строгий тон.

И тут вдруг заговорил брат Генрих.

– Мне кажется, девица Сюзанна уже в достаточной мере все обдумала. – Он прищурился. – Мы уже однажды обсуждали с ней этот вопрос, мать-настоятельница, и я полагаю, что мне известны причины ее решения. – Он кашлянул. – Она не хочет связывать себя узами мирского брака со всеми его… что ж, со всеми его мерзостями, а предпочтет посвятить свою жизнь служению Господу нашему и Спасителю. В этом все дело, Сюзанна, не так ли?

В его устах все это звучало совсем неправильно, но я кивнула.

– Твоему отцу известно об этом? – спросила приоресса.

– Нет, еще нет, – честно ответила я.

Сестра Урсула неодобрительно покачала покрытой головой.

– Это плохо. Некоторые отцы в наши дни и вовсе запрещают своим дочерям принимать постриг. Я полагаю, объясняется это тем, что именно в монастырях женщинам ничто не мешает развивать свои таланты, как умственные, так и духовные. И тем, что под опекой Всевышнего им дозволяется куда больше свободы, чем под опекой отца или супруга.

– Бертольд Миттнахт не станет ей мешать, – поспешно заверил ее брат Генрих.

Я удивилась его словам, не понимая, почему он пришел к такому выводу.

– Я хорошо знаю ее семью, к тому же юный Мартин Миттнахт – один из моих собратьев по ордену в Селесте.

– Как бы то ни было, я не уверена в силе твоего желания служить Господу. – Приоресса холодно взглянула на меня. – Но вот что я предложу тебе, Сюзанна: возьми неделю на раздумья, прислушайся к себе. Каждый день ходи на утреннюю службу в церковь Святого Георгия, молись по многу раз в день и непременно исповедайся. А в следующую субботу в это же время приходи к нам и сообщи мне о своем решении. Ты поняла?

– Я поняла, матушка-настоятельница, – ответила я, потупившись.

Брат Генрих довольно кивнул.

– Я думаю, не помешает, если на днях мы поговорим с тобой еще раз, Сюзанна. Ты можешь прийти ко мне в любой день после вечерни.

– Да будет так.

Очевидно, приоресса сочла, что этот разговор закончен. Кивнув брату Генриху, она повернулась и направилась обратно в церковь.

Сестра-привратница выпустила нас за ворота, но, оказавшись в переулке напротив цейхгауза, брат Генрих остановился.

– Я буду очень рад, если ты примкнешь к нашим монахиням и будешь под их опекой. – Его голос звучал хрипло. – Если хочешь, я провожу тебя домой и обсужу этот вопрос с твоим отцом.

«Только этого мне не хватало!» – подумала я. Папа и Грегор будут сражены этой новостью. И приоресса сама даже не подозревала, насколько она права в том, что мне следует поразмыслить над решением, уходить мне в монастырь или нет. Я ни в коем случае не хотела, чтобы дома знали о том, на какой шаг я готова от бессилия.

– Спасибо, но мне и правда следует вначале обдумать это решение самой.

Уголки его рта опустились.

– Как скажешь, Сюзанна, как скажешь. Ах да, исповедоваться тоже можешь мне.

– Я… я совсем недавно исповедовалась отцу Оберлину. – Я сама испугалась того, что столь дерзко солгала отцу-настоятелю, глядя ему в глаза. – Да хранит вас Господь.

И я едва ли не бегом удалилась.

Да, я уйду в монастырь, но не в этот! От Мартина я знала, что в Кольмаре есть женский доминиканский монастырь, по его словам, очень хороший. Теперь, после смерти мамы и Эльзбет, меня уже ничто не удерживало в Селесте. Особенно брат Генрих, который вмешивался в мою жизнь куда больше, чем мне бы хотелось.

В доминиканском монастыре, несколько дней спустя

Все его молитвы, пост, самобичевание и в конце концов исповедь не помогли. Крамер не мог справиться с этой напастью самостоятельно. А ему нужно было избавиться от образа красавицы Сюзанны, изгнать его из своей головы – прочь, прочь, прочь!

Брат Генрих вскочил с кровати в лазарете – вчера он сказался больным – и загнанным зверем заметался по комнате. Наконец остановившись, он несколько раз ударился лбом о побеленную стену.

Эта баба натравила на него демона!

Дрожащей рукой он позвонил в колокольчик, вызывая монастырского врача.

– Вызови мне из Кольмара святого отца-экзорциста брата Бонифация. Сегодня же.

Свяченые свечи пронзали сумрак ночи в лазарете, отбрасывая призрачные тени на стены. В комнате пахло ладаном, миррой и чесноком.

– Изыди, нечистый дух, изыди из этого человека!

Вот уже несколько часов брат Бонифаций изгонял из одержимого злого демона, осенял страждущего крестным знамением, молил Господа и всех святых о помощи, а его юный помощник, призывая Христа, кропил Генриха святой водой.

Приор, босой и в одной только льняной сорочке, стоял на коленях на холодном каменном полу. Жуткие стоны срывались с его губ, но ни слова было не разобрать в его речи. Демон вновь и вновь высовывал длинный язык изо рта Генриха, и экзорцист посыпал дьявольское отродье свяченой солью, пока настоятеля – или демона, кто знает? – не начало рвать.

В какой-то момент брат Бонифаций перетянул шею одержимого своей столой [121] Стола – двухметровая шелковая лента, являющаяся элементом облачения католического духовенства. ( Примеч. перев .) , чтобы сразиться со злом вблизи, дунул Генриху в лицо и сплюнул на пол.

Его голос уже немного охрип:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. – Экзорцист перекрестился. – Повелеваю вам, демоны и духи враждебные, всякая сила сатанинская дня и ночи, изгоняю вас волею Отца, и Сына, и Святого Духа, и неделимой Троицы, благословением пречистой и преславной Богородицы, силою молитв пророков…

Экзорцизм продолжался, священник все быстрее осенял одержимца крестным знамением, а его подручный бил приора вербными ветками по спине. Нет уж, брат Бонифаций не собирался отступать. Его слава экзорциста гремела на устах всех братьев по ордену, ведь еще ни разу он не потерпел поражения в изгнании демонов.