Елена Арсеньева - Темное пламя любви [litres]

Если же этой ночью попадалось на глаза женщинам какое-нибудь животное, или, храни бог, человек, на них накидывались всей толпой и старались прогнать от деревни подальше, а лучше и вовсе убить, ибо облик того встречного существа принимала сама Коровья Смерть. Именно поэтому и держали всю скотину запертой в ту ночь, именно поэтому мужики носа из дверей да окон не казали, чтобы не увидеть чего не надо, а главное, не попасться на глаза бабам…

«Да нет, как же так? – смятенно думала Ольгушка, глядя сейчас в окошко. – Никогда не являлась Коровья Смерть в иное время года, не в феврале… насылать болезни на скотину, конечно, насылала, но чтобы в своем обличье явиться – не случалось такого! Что же делать? Как же быть? Куда же она держит путь, проклятущая?!»

Пригляделась Ольгушка пристальней – и сердце у нее так и замерло: у безобразной и злобной Коровьей Смерти должны быть руки с граблями, которыми она и гребет коровушек не по одной, а сразу десятками. Но у этой старухи, что идет сейчас по деревне, огромные человеческие руки с длиннющими звериными когтищами… Да она ли это, Коровья ли Смерть?! Вдобавок сказывают сведущие люди, что само по себе это чудище в деревню-село дороги не найдет: непременно завезет или занесет ее прохожий-проезжий человек.

Но никаких прохожих-проезжих в Берложье в последние дни не было… А появись кто-то в соседских Курдушах, слух о том разлетелся бы незамедлительно.

Нет, вдруг сообразила Ольгушка, был один прохожий-проезжий. Был! Демон сюда явился, убийца своей тетки Лукерьи!

И вспомнились его слова, которые Ольгушка прежде пропустила мимо ушей: «Коли так, пойду, с собой зло свое заберу, натешусь им на просторе…» Сказал он это, когда Ольгушка наотрез отказалась мстить крестьянам.

Ах, теперь понятно, почему такими знакомыми кажутся Ольгушке эти когтищи звериные, окровавленные! Да ведь это когтищи Демона, это Демон принял обличье Коровьей Смерти, чтобы натешиться злодейством.

Ишь, мало ему, что убил родную мать, – еще бо́льшие злодейства потребны!

А покойная тетка Лукерья, значит, об этом прознала неведомым образом… как только сняли с нее перстень, так и зло с нее сошло, вот и явилась на миг ее душа, чтобы Ольгушку упредить о беде.

Но что делать?.. Как что? Говорила же тетка Лукерья: в набат бить!

Слышала, слышала Ольгушка когда-то от сведущих людей: чтобы избавить деревню от мора или какой-то другой опасности, девка должна подняться на колокольню и начать бить тревогу.

То, что добра от Демона ждать нечего, это понятно. Значит, надо сделать то, о чем просила тетка Лукерья: решиться выйти из избы, бежать к церкви, благо она рядом, взобраться на колокольню – и… Заслышав набат, люди должны снимать иконы со стен и выходить с ними из домов, чтобы отпугнуть беду ликами святых и крестным знамением. А этого Демон страшится, еще как страшится! Ольгушка помнила, что тетка Лукерья всего лишь воздела руку для крестного знамения, а Демон с ужасом отпрянул, а когда Ольгушка перекрестилась, так его и вовсе неведомой силой отбросило к стене, он даже упал, и адским смрадом от него разить стало. И это от одного лишь креста, на него наложенного. А если все жители Курдушей и Берложья выйдут с иконами да крестами, Демон и вовсе будет стерт с лица земли.

Конечно, надо бежать на колокольню, да скорей!

Однако… однако же Демон требовал, чтобы Ольгушка сидела дома, если хочет остаться жива!

Ох, как страшно, страшно как… но еще страшней станет ей, когда поутру пройдет она по безмолвным улочкам, заглянет в избы и в каждой увидит мертвые тела соседей, изодранные когтями так же, как было изодрано тело бедной тетки Лукерьи!

Ольгушка приникла к окну, разглядывая улицу. Страшной старухи, обличье которой принял Демон, видно не было. Неужели уже зашел он к кому-то?!

Поблизости как раз избенка бабки Матрены. Она одна живет, заступиться за нее некому, а она совсем ослабела: надорвалась, заболела с тех пор, как соху по осени вокруг Берложья таскала на себе, чтобы спасти село от Коровьей Смерти. Крикнет если – не услышит никто, не встревожится, на помощь не придет. А расправившись с ней, Демон пойдет дальше.

По соседству с бабкой Матреной Березкины живут. Сам Иван Петрович, как и многие другие мужики, в отхожем промысле. Филя тоже с отцом пошел – в первый раз. Тетка Марфа одна осталась. За нее тоже некому заступиться. И вот вернутся мужики в деревню, а там мертвые тела их жен и детей. Одна Ольгушка живая и здоровая…

Да разве сможет она жить после этого?! Вот тут-то и в самом деле наложишь на себя руки, как пророчил Демон. Совесть в петлю толкнет…

Ну, хватит попусту страхи нагонять. За дело пора браться!

Ольгушка оделась наскоро, ноги в чуни сунула.

Дверь на колокольню отец Каллистрат всегда запирает, уезжая. А ключ за божницу прячет.

Когда Ольгушка доставала ключ, пальцы ее наткнулись на свечечки, которые про запас были положены там же. Подумала, взяла одну из них, зажгла огонек от лампадки, что горела у божницы. Небось со свечкой надежней от силы нечистой обороняться!

С трудом сдвинув заботливо задвинутые засовы, откинув заботливо накинутые крючки, отперла дверь и вышла на крыльцо.

Тишина в деревне, какая тишина! Но это не мирная сонная тишь. Словно бы разом онемел весь мир. Не зря говорят, что во время владычества злых сил даже петухи и собаки хрипнут, теряют голос.

Ох, как стеснилось у Ольгушки сердце! Показалось, и небо какое-то мутное, и луна потускнела, и воздух сгустился… душно, жутко! Но вдруг налетел откуда ни возьмись ветерок и погасил свечечку. Будто нарочно кто-то на нее дунул!

А что, возможно, так оно и есть. Мало ли где притаился Демон!

Разве что воротиться, сызнова свечку запалить? Нет, тогда пути не будет. Да и говорено умными людьми: «Проклятье тому, кто посмотрит назад!»

Ольгушка опустила огарочек в глубокий карман юбки, перекрестилась и, стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не увидеть Демона, не перепугаться и не броситься обратно, перебежала дворик, приближаясь к колокольне.

Щелкнул ключ в замке, вход в башню открылся, и Ольгушка принялась взбираться по крутой лесенке на верхний ярус.