Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

Волков теперь не понимал его. Он ждал пояснений.

Курфюрст уселся, монахиня помогла поставить ему ноги так, что бы меньше болели, сняла с него туфли, и он продолжил:

– Отчего же ты не к нам поехал сразу, а к этому Ребенрее. Неужели оттого, что этот мошенник жаловал тебе удел?

Теперь кавалер понял, куда клонит курфюрст, но пока не находил, что ответить.

– Да, да, я всё знаю, как и то, что удел он тебе дал пустяшный, жалкий. Я бы такой жаловать постеснялся бы.

И вот тут Волков подумал, что полностью согласен с архиепископом. Да, он тоже бы постеснялся бы дать человеку заслуженному такие пустоши.

– Ну да ладно, Бог ему судья, а тебе, дураку, наука будет, – усмехался курфюрст. – Я тебе пока…– Он сделал паузу и повторил многозначительно.– Пока! Земли жаловать не буду. Раз уж ты присягал Ребенрее. – Он повернулся к монаху и сделал знак рукой. – У меня для тебя другой подарок.

Два монаха не без труда внесли что-то под тряпкой, то, что было роста человеческого. Поставили к окну, к свету. И брат Родерик тряпку сорвал.

– Это тебе, – сказал Архиепископ. – Думаю, в пору будет.

Волков поначалу подумал, что это ошибка. На шесте с «плечами» висел доспех. То был доспех лучший, из тех, что кавалер видел вблизи. Кираса, шлем, поножи, наголенники, всё в нем было великолепно. А уж как хороши были перчатки, так и описать невозможно. Доспех был тёмного железа с золотым кантом и узором по всей поверхности. С золотым узором. А на груди два ангела держали круг, на котором была надпись на языке пращуров:

«Во славу Господа. Именем его».

Кавалер разглядывал доспех, глаз не мог оторвать. Но даже прикоснуться боялся, хоть и стоял рядом.

– Ну что ж ты молчишь? – Наконец произнёс архиепископ. – Нравится тебе мой подарок?

– Это мне?– Только и смог спросить Волков.

– Да уже не викарию, – засмеялся курфюрст, кивая на своего канцлера. – Тебе, тебе конечно. Это мои латы, один раз надевал всего. Сколько мы за него заплатили, викарий?

– Шестьсот золотых крон.

– Вот, деньги немалые, этот доспех делал лучший мастер Эгемии. Не помню имени его, да и ладно. Я бы тебе денег дал, может, деньги тебе нужнее, но у меня нет. Ты сам знаешь, подлец нунций выпотрошил мою казну, осушил досуха. Ну, говори, нравиться?

– Лучше доспеха я не видел.

– И я не видел, даже у императора нет такого. Доспех тебе в пору будет?

– Кажется, будет как раз, – произнёс Волков, всё ещё не очень веря тому, что это великолепие предназначается ему.

– Это ещё не всё, – архиепископ опять сделал знак рукой, и монахи принесли из конца залы вещь из великолепного шёлка. – Это фальтрок тебе к доспеху или как там вы, люди воинского ремесла, его называете.

– Ваффенрок, – сказал Волков, не отрывая глаза от прекрасной одежды из безупречно белых и ярко синих квадратов.

– Да, да, ваффенрок, точно, – вспомнил архиепископ. – И ещё знамя, – он повернулся к монахам, – братья, несите штандарт кавалера.

Монахи тут же принесли ему большой и красивый штандарт с его гербом. Он тоже был безупречен.

– Видишь, распятие там, не каждый государь имеет право носить распятие на гербе, а ты же рыцарь божий и хранитель веры, долг свой чтишь неотступно, а значит, благословляю тебя казнь божью носить на знамени твоём. В реестровую книгу рыцарей Ланна и Фринланда будет записано, что достоин ты носить на гербе своём распятие Господа нашего. Отныне носи.

Волков подошёл к креслу, где сидел архиепископ, стал на колено и когда курфюрст осенил его крестным знамением, он поймал его руку и поцеловал.

– Жаль, жаль, что Господь не послал мне сына такого, – со слезой в голосе говорил архиепископ. – Мои-то сыновья беспечны да распутны. Турниры, балы да пиры, вот, пожалуй, и всё, на что они способны. Да ещё свары разводить из-за владений. Из-за любой мелочи, из-за любого пустяка склочничают и грызутся.

Он вдруг снял с пальца перстень, золотой.

– Держи, надевай. Мне он от деда достался. Нашей фамилии перстень. Денег у меня нет, так его забери. Носи. Вспоминай меня.

– Спасибо, монсеньор, – сказал Волков и опять поцеловал руку архиепископа.

Он едва сдерживал слёзы. Никогда в жизни его так не осыпали подарками и так не хвалили. Жаль, что слишком мало было свидетелей этих похвал.

– Надевай при мне, – сказал курфюрст и тут же вырвал перстень из рук кавалера, – дай я тебе сам его надену. Носи сам и не вздумай его дарить бабам, как бы хороши не были эти плутовки, это рыцарский перстень моих предков.

Он надел перстень на палец Волкова.

– Отлично сел, как будто хозяина нашёл.

Кавалер опять поцеловал его руку. А архиепископ поцеловал его в макушку, словно сына своего целовал, и проговорил:

– Всё, уходи, не то я слёз не утаю. Забирай подарки и ступай. И не забывай меня старика.

Волков поднялся с колен, монахи принесли ящик и быстро уложили туда доспех, штандарт и ваффенрок, они уже даже пошли к двери с ящиком, Волков тоже кланялся и хотел было уже уходить, но тут заговорил канцлер брат Родерик.

– Монсеньор, может, пока рыцарь тут, попросим его о нашем деле.

Волков остановился.

– О каком ещё деле? – Не мог припомнить архиепископ.

– О том, о котором я вам говорил. Про герцога Ребенрее и еретиков.

– Ах, вот ты о чём, – вспомнил курфюрст. – Да, да. Сын мой, – он заговорил с Волковым, – синьор твой, герцог фон Ребенрее, стал сближаться с еретиками, на севере ведёт переговоры с Левенбахами, дозволил еретикам вернуться в Фёренбург, на юге думает мириться с кантонами, с проклятыми горцами… Мы видим в том угрозу нашей Матери Церкви. Примирения с теми, кто вешал монахов и святых отцов и грабил монастыри и храмы недопустимо. Ни Его Святейшеству папе, ни Его Величеству императору подобный мир неугоден.

Кавалер не понимал, к чему курфюрст ведёт, а тот продолжал:

– Жалованный тебе удел как раз на границе земли Реберее и кантонов?

– Да, через реку.

– И как ты с горцами живёшь?

– Дважды они уже жаловались графу на меня.

– Вот и прекрасно, – заулыбался курфюрст. – Пусть и дальше жалуются. Не давай подлому миру случиться. Бери у них всё, грабь их людишек.

– Грабить? – Удивился Волков.

– Да, грабь. Для благородного человека в грабеже укора нет, грабёж с открытым забралом это не воровство, так что грабь их, бери что нужно, купчишек под залог хватай, досаждай, как только можешь, пусть к графу ездят, жалуются.

– Но мой сюзерен настрого запретил мне досаждать соседям. – Растерянно произнёс Волков. – Герцог фон Ребенрее…

– Герцог фон Ребенрее! – Курфюрст вскочил, забыв про больные ноги, подошёл к кавалеру и, заглядывая ему в глаза, заговорил с жаром. – Герцоги фон Ребенрее ещё сто пятьдесят лет назад были просто Маленами. Никакими не герцогами, просто фон Маленами. А триста лет назад эти Малены собственноручно землю пахали. Мои предки Руператли ходили в крестовые походы и строили бурги, а Малены ковырялись в земле и навозе. А теперь они будут решать, быть ли миру между империей и кантонами? – Он помахал пальцем пред носом у Волкова. – Нет, не будут. И не дозволишь им сделать этого именно ты.