Роберт Блох - Рассказы. Том 5. Одержимость [Компиляция, сетевое издание]

Но я не могла этого сделать. Последний раз было страшно. Я помню, как была в том ужасном месте, и мужчины смеялись, и я пела, и думаю, все еще пела, когда Перси и Олив приехали за мной в такси. Как они меня нашли, я никогда не узнаю. Возможно, им позвонил хозяин таверны. Они привезли меня домой, и у меня случился один из моих приступов, и доктор Кремер сказал им никогда больше не упоминать об этом. Так что никаких обсуждений не было. Я ненавижу дискуссии. Но нет. Сегодня я не смогу снова направиться на юг.

Я вышла из автобуса к востоку от реки и пошла на север, у меня начало покалывать во всем теле. Это напугало меня, но мне было… приятно. Мне стало еще приятнее, когда я вошла в «Уоррэм» и стала рассматривать камеи. Клерк был мужчиной. Я сказала ему, что мне нужно, и он отправился на поиски. Он предложил широкий выбор, и я попыталась принять решение. Я рассказала ему о своей поездке в Баден-Баден и и о том, что мы с Гербертом видели в ювелирных магазинах во время войны, за границей. Он был очень терпеливым и понимающим. Я вежливо поблагодарила его за беспокойство и вышла, вся дрожа. В моем ридикюле лежала брошь, очень красивая вещь.

У Слейда и Беннера я купила шарф. Эта девушка была дерзкой молодой девчонкой, и я почувствовала, что мне действительно нужно купить корсаж, чтобы отвлечь ее внимание, он выглядел вульгарно и стоил 39 центов, заоблачные деньги. Но шарф в моей сумке был из импортного шёлка.

Это было очень интересно. Я ходила по магазинам, и моя сумка начала наполняться. Надо быть очень осторожной, знаете ли. Ни одна из моих покупок не была экстравагантной, но мне удалось потратить более четырех долларов. И все же у меня теперь была маленькая статуэтка, медальон и совершенно огромная баночка крема для бритья. Это казалось глупым, но, возможно, Перси найдет ей применение.

Потом я стала ходить в эти букинистические лавки и антикварные магазинчики возле мэрии. Никто никогда ничего не знает. Мой ридикюль был почти полон, но я все еще могла делать покупки. Я увидела прекрасный секретер в окне заведения под названием Хеншоу, явно из цельного красного дерева и с прекрасной резьбой. Существовал небольшой шанс, что он может быть доступен за ничтожную сумму; владелец был толстяком. Я улыбнулась ему.

— Я заметила этот секретер в вашем окне, мистер Хеншоу, — начала я.

Он покачал головой.

— Он продан, мадам. Кроме того, я не Хеншоу. Он мертв. Разве вы не читали об этом деле в газетах? Его повесили.

Я подняла руку и принюхалась.

— Пожалуйста, — сказал я. — Пощадите меня.

— Меня зовут Берджин. Я купил этот магазин. У нас есть много хороших вещей, кроме этого письменного стола.

— Я немного осмотрюсь, если можно.

— Конечно, мадам.

Я увидела стол с керамикой и сразу подошла к нему. Стол притягивал взгляд. Я ощущала тонкие покалывания и нервничала. Была одна вещь, которую я просто обожала. Я открыл сумку, и мне понадобилось только мгновение…

Он был прямо за мной. Он видел, как двигалась моя рука.

— Сколько это стоит? — сказала я очень быстро, взяв наугад какой-то предмет с одного из подносов.

— Два доллара! — огрызнулся он.

Я пошарила в кармане и дала ему четвертак. Затем быстро вышла из магазина и захлопнула за собой дверь. Только дойдя до улицы, я остановилась и осмотрела предмет, который держала в руке. Очки. Как мне вообще удалось стащить очки с этого подноса?

И все же они были довольно необычными — тяжелыми и явно серебряными. Я поднесла их к свету и в лучах заката заметила слово, выгравированное на мосту между линзами.

«Veritas». Латинский. «Истина». Странно. Я сунула их в карман и быстро зашагала по улице. Я устала, да, но чувствовала необходимость покинуть этот сомнительный район до заката, к тому же Олив скоро попрощается со своими гостями, а я должна вернуться до того, как мое отсутствие будет обнаружено.

Взглянув на часы мэрии, я с удивлением обнаружила, что уже больше пяти. Так не годится. Должно быть, мое отсутствие обнаружено, и меня ждет неприятная сцена.

Поездка на такси до дома стоит пятьдесят центов. Но это была чрезвычайная ситуация. Я подозвала таксиста и села в его машину. По мере того как мы ехали, я все больше и больше тревожилась. Даже мысль о моей удачной экспедиции, о том, что у меня было в сумке, не утешала меня. Вдруг я вспомнила кое-что ещё. Олив и Перси сегодня ужинали в ресторане!

А доктор Кремер должен был приехать и осмотреть меня! Конечно, они бы заметили мое отсутствие. Как я могла это объяснить? Я пошарила в кармане в поисках денег. Мои руки наткнулись на холодный предмет — очки. Таково было решение. Я решительно водрузила их на переносицу и поправила дужки, как раз когда мы свернули на подъездную дорожку. Когда такси остановилось, ощущение покалывания, казалось, вернулось, и на мгновение я почувствовала, что меня ждет еще один приступ. Но я справилась с этим. Возможно, очки немного «притягивали» мои глаза. Через мгновение я могла видеть ясно, и покалывание исчезло.

Я расплатилась с водителем и быстро зашагала к дому, прежде чем он успел прокомментировать отсутствие «чаевых». Потом я достала ключ и открыла дверь. Очки, казалось, облегчали задачу. Возможно, мне действительно нужны были очки. Доктор Кремер как-то упоминал этот факт — во всяком случае, у меня был легкий астигматизм, и все казалось ясным, совершенно ясным. Все было ясно. Позвольте мне теперь выразиться как следует, чтобы вы непременно поняли.

Я открыла дверь. Внутри стояли Олив и Перси: Олив такая высокая и худая, а Перси такой маленький и толстый. У обоих была бледная кожа. Как у пиявок. Почему бы и нет? Они и были пиявками. Я смотрела на них, и мне казалось, что я встретилась с ними впервые. Они улыбались, но были чужими. Не совсем чужими, потому что я их знала. Но я могла их видеть такими, какие они есть. Пиявки. Переехали в мой дом, когда Герберт умер… Используют мою собственность. Живут на мой доход. Заставили мисс Тукер прийти и… не спускают с меня глаз. Науськали доктора Кремера сделать из меня инвалида. С тех пор, как умер Герберт. Теперь они ждали, когда я умру.

— А вот и старуха.

Я не буду повторять это слово. На мгновение я была потрясена до глубины души. Подумать только, что кроткий маленький Перси будет стоять там, улыбаясь, и говорить мне такое в лицо! Потом я поняла, что он этого не говорил. Он думал об этом. Я читала его мысли. Вслух он сказал:

— Дорогая, куда же ты пропала? Мы так переживали.

— Да, — сказала Олив. — Мы не знали, что и думать. Тебя могли задавить.

В ее голосе звучала знакомая дочерняя нежность. А за ней — мысль: «жаль, что старуху не переехали».

Опять это слово! Так вот что она обо мне думала. Вот что они оба думали обо мне! Я начала дрожать.