Роберт Блох - Рассказы. Том 5. Одержимость [Компиляция, сетевое издание]

Долорес больше не прижималась к нему. Лодка раскачивалась и ударялась о борта канала. Он ничего не мог разглядеть в душной темноте, и ему пришлось снова обнять ее. Теперь он заговорил быстрее.

— Она умерла здесь. В тот вечер, когда мы вместе катались после того, как я закрыл аттракцион. В тот вечер, когда я сказал ей, что собираюсь жениться на тебе, что между ней и мной всё кончено. Она выпрыгнула из лодки и попыталась утянуть меня с собой. Наверное, я боролся с ней.

Белль была в истерике, ты должна это понять. Она повторяла снова и снова, что я не могу оставить ее, что она никогда не откажется от меня, никогда. Я попытался затащить ее обратно в лодку, и она душила меня, а потом… утонула.

— Ты убил ее!

— Нет. Это был несчастный случай, самоубийство, правда. Я не хотел держать ее так крепко, но она боролась со мной — это было просто самоубийство. Я знал, что это выглядит как убийство, я знал, что произойдет, если кто-нибудь узнает. Так что я похоронил ее, замуровал позади ответвления. А теперь она возвращается, она не хочет отпустить меня, что мне делать, Долорес, что я могу сделать?

— Ты…

Долорес закричала. Марко попытался обнять ее, но она с криком отшатнулась. Эхо разорвало темноту. Он рванулся к ней. Лодка качнулась и накренилась. Раздался всплеск.

— Вернись, дура! — Марко встал, ощупью пробираясь в темноте.

Где-то во тьме причитала и булькала Долорес. Гондола была пуста. Чернота кружилась, засасывая Марко в себя. Он почувствовал толчок, понял, что лодка остановилась, и прыгнул в воду. Педали были скользкими от слизи. Холодные волны воды лизали его талию. Он пытался найти Долорес в темноте, в воде. Больше не раздавалось ни воплей, ни бульканья.

— Долорес!

Ответа не было. Ни звука. Стук и плеск прекратились.

— Долорес!

Она не сбежала. Бежать было некуда, и он услышал бы плеск. Тогда она была… Его руки нашли чью-то плоть. Мокрую, плавающую плоть. Она упала на борт лодки и ударилась головой. Но прошло всего несколько секунд. Никто не утонет за несколько секунд. Она потеряла сознание, бедняжка. Он затащил ее в лодку. Теперь она отодвинулась, сквозь темноту, когда он усадил ее на сиденье рядом с собой и обнял рукой липкое, влажное платье. Ее голова склонилась на его плечо, пока он растирал ее запястья.

— Ну вот, сейчас. Все в порядке. Разве ты не видишь, дорогая, что теперь все в порядке? Я больше не боюсь. Белль здесь нет. Тут не о чем беспокоиться. Всё будет хорошо.

Чем больше он говорил, тем больше понимал, что это правда. Что он наделал, напугав девушку до полусмерти? Марко проклинал медлительность двигателя, когда лодка с грохотом выехала из туннеля. Механизм работал плохо, но на это не было времени. Он должен был привести Долорес в чувство.

Он поцеловал ее волосы, поцеловал ее в ухо. Ей все еще было холодно.

— Давай же, милая, — прошептал он. — Возьми себя в руки. Это Туннель любви, помнишь?

Лодка выскочила на дневной свет. Марко посмотрел вперед. Теперь они были в безопасности. В безопасности от туннеля, в безопасности от Белль. Он и Долорес… Долорес.

Марко взглянул на нос подпрыгивающей гондолы, скрипевшей под педалями. Он вгляделся в препятствие впереди гондолы, плывущее лицом вверх в воде, словно привязанное к лодке красной нитью, идущей от рассеченного лба.

Долорес!

Она упала в воду, когда выпрыгнула из гондолы, упала и ударилась головой, как ударилась Белль. Именно тело Долорес ударилось о нос лодки и замедлило ее продвижение. Она была мертва. Но если это была Долорес там, в воде, тогда что…

Марко медленно повернул голову. Впервые он взглянул на сиденье рядом с собой, на то, что лежало у него на руках. Впервые Марко увидел то, что он целовал…

…лодка скользнула обратно в Туннель любви.

Орландо Краун был охотником за привидениями.

Если Вы читаете журналы и воскресные приложения к газетам, то запомните его имя. Орландо Краун — фокусник-любитель, оккультист-самоучка и профессиональный охотник за привидениями. Человек, который постоянно предлагает 25 000 долларов любому медиуму или мистику, способному привести удовлетворительные доказательства загробной жизни. Известны его статьи и разоблачения мошеннических психических явлений. Поэтому, когда я решил написать книгу о спиритизме, вполне естественно было совершить небольшое путешествие в Сан-Диего и разыскать Орландо Крауна.

— Покажите мне привидение, — сказал я.

Краун рассмеялся. Он откинул назад коротко остриженную седую голову и взревел:

— Вот так просто, да? Этот человек хочет, чтобы я показал ему привидение. Успокойтесь, дружище…

Я отнесся к этому спокойно. Я объяснил ему все: кто я такой, зачем пришел к нему и какова тема моей будущей книги. Он перестал смеяться и начал проявлять интерес.

— Естественно, я хотел выяснить подробности из первых рук от эксперта, — сказал я ему. — Вот и пришел к вам.

— Естественно, — согласился он. — Больше здесь нет никого более квалифицированного. И я полагаю, вы поверите мне?

Это был ключ, ключ, который мне нужен. Я всегда удивлялся, почему такой богатый человек, как Орландо Краун, занимается столь необычным хобби. Ответ был — тщеславие.

— Поверю ли я вам? — сказал я. — Ну, если вы окажете мне честь и станете моим консультантом. Я посвящу эту книгу вам.

Краун просиял. Он встал и протянул мне тонкую, мягкую, изящную руку.

— Приходите завтра в два, — пробормотал он. — Думаю, у меня найдется для вас кое-что интересное.

Родстер Крауна повернул на юг, и послеполуденное солнце ударило мне в глаза. Мы ехали по немощеной улице, похожей на ответвление проселочной дороги. Лужайки бурых сорняков и песка страдали под солнцем, незащищенные увядшими пальметтами, которые служили аттракционами только для местных собак. Дома прогибались за ржавыми железными заборами. На крылечках, обожженных солнцем и с облупленной краской, раскачивались и тщетно обмахивались от жары миловидные женщины. Белобрысые сопляки выглядывали из-за мокро-зеленых оконных штор. Волны тепла искажали колеблющийся полет мириадов мух, но никак не могли избавить от зловония гниющей растительности, трухлявой древесины, пота, отходов и запаха мусора.

— Вот это место, — сказал Орландо Краун, указывая на дом.

Он, возможно, был экстрасенсом, чувствительным к таким вещам; я не мог отличить эту конкретную лачугу от любой другой. Это было широкое двухэтажное здание, которое когда-то, возможно, красили в желтый цвет. Шторы были задернуты, дверь закрыта, и единственным признаком чьего-то присутствия был потрепанный синий фургон, который лежал на боку у ступенек. Судя по надписи на раме, машину звали Спиди, но я назвал бы ее по-другому.