Лорет Уайт - Колыбельная для моей девочки [litres]

Он не может ничего рассказать Энджи.

Однако нельзя же ее не предупредить! Надо придумать, как заставить Паллорино прекратить собственное расследование, но с ее характером туманные намеки не прокатят. Она потребует фактов, доказательств.

Раздираемый внутренним конфликтом, Мэддокс взглянул на часы.

Ее жизнь в опасности – эти типы шутить не станут.

А Энджи, вернувшись в Ванкувер из Хансена, сидела в архивном отделе городской библиотеки, просматривая микрофильмы с газетами начиная с 1993 года. Она дрожала от возбуждения: Майло Белкин узнал ее с первой секунды, значит, он знал ее мать. Видимо, они очень похожи… Энджи потрясена до глубины души. У нее появилось чувство сопричастности, родства, биологической принадлежности к некоему генеалогическому древу. У нее действительно была сестра, которая требует правосудия из могилы… Новые открытия кардинальным образом меняли привычное восприятие себя.

Энджи задалась целью найти все до единой статьи о перехвате крупной партии наркотиков, о сообщниках Майло Белкина, о погибшем полицейском и искалеченном прохожем, о последовавшем суде. Затем она поищет информацию о сожженном в 1998 году фургоне, где в бардачке нашелся «кольт» сорок пятого калибра.

В гостинице можно разобраться с информацией на флешке Джейкоба Андерса, но газетами надо заняться немедленно: библиотека ночью не работает, а в понедельник с утра нужно быть в Виктории, отбывать вторую неделю дисциплинарного взыскания. Энджи взглянула на часы – когда же позвонит Андерс с результатами ДНК, чтобы было чем прижать Белкина? Конечно, еще рано – такие анализы делаются по нескольку дней, но времени у нее в обрез – скоро аналогичные результаты получит и Петриковски. Узнав, что Энджи ездила к Белкину, он этого так не оставит и наверняка стукнет Веддеру, что Паллорино козырнула служебным удостоверением и допросила заключенного, хотя ее сослали на офисную работу до истечения испытательного срока. Она будет в полном дерьме, но ужас в темных глазах Белкина… Оно того стоило.

Лежащий на столе сотовый зазвонил. Энджи схватила его в надежде, что это Андерс, но высветился неопределившийся абонент. Нахмурившись, она нажала «ответить».

– Паллорино.

– Это я.

– Мэддокс? – Теплая волна залила ее изнутри. Она звонила днем рассказать, как прошло с Белкиным, но у Мэддокса сразу включился автоответчик. – А почему с другого номера?

– Одноразовая симка. Для личных звонков.

Его голос звучал сурово и отрывисто. Энджи почувствовала неладное.

– Я тебе звонила.

– Был на встрече. Меня включили в объединенную группу в Сюррее.

– Как – в Сюррее? В какую группу, почему?

– Из-за того, что выяснилось в ходе расследования в Виктории. Слушай, это не телефонный разговор, я…

– Речь о девушках со штрихкодами с «Аманды Роуз»?

Он откашлялся. В трубке было слышно работающий телевизор.

– Мэддокс, ты где? Что у тебя творится?

– Я в гостинице в Сюррее. Не знаю, сколько я здесь пробуду. Расскажи, что там с Белкиным.

Тон был не терпящим возражений – в нем появилась жесткость, которую Энджи слышала у Мэддокса впервые.

«Сюррей. Там живет Сабрина и раньше жил Мэддокс. Он занят расследованием, а я должна ехать обратно на остров и торчать в отделе связей с общественностью!» Теплая волна сменилась холодом.

– А где Джек-О?

– За ним присмотрит Хольгерсен, пока я не определюсь, сколько мне здесь торчать. Энджи…

– Ты доверил собаку Хольгерсену? А почему не мне?

– Потому что тебя не было! А Хольгерсен симпатизирует Джеку-О никак не меньше, чем ты.

Уязвленная и раздраженная, Энджи парировала:

– А как же Джинни? Ты же вроде не хотел оставлять ее одну?

Она сразу отругала себя за эти слова – подобная мелочность не в ее характере. «Зря я позволила себе влюбиться, – с горечью подумала Энджи. – Я веду себя как обиженная ревнивая курица-жена. Это недостойно и глупо».

– С Джинни все в порядке, – сухо ответил Мэддокс. – Она очень просила меня довести это дело до конца.

– Значит, все-таки штрихкодовые! Секс-рабство и торговля «живым товаром», причем международная, потому что все девушки иностранки! За этим тебя включили в объединенную группу в Сюррее? Вам удалось установить их личности?

– Слушай, у меня мало времени. Расскажи о Белкине, – коротко приказал Мэддокс.

Энджи стиснула зубы и глубоко вздохнула, справляясь с собой.

– Подожди.

Она взяла ноутбук и сумку и перешла в тихую нишу, откуда был виден блокнот, оставленный перед аппаратом для просмотра микрофильмов в знак того, что место занято. Опустившись в глубокое кресло, предназначенное для приятного чтения, Энджи вкратце описала встречу с Белкиным, стараясь говорить негромко и следя, как дождь стекает по стеклам огромных окон библиотеки.

– Он меня узнал, Мэддокс, в этом нет сомнения. Он сразу понял, кто я. Получается, он знал мою мать, а мы с ней одно лицо. Белкин знает, что случилось той ночью. Отпечатки доказывают, что он там был. Все у него в голове, и колоться он не намерен. Я должна придумать, как вытянуть из него, кто я и что случилось с моей семьей. Белкин испуган до мокрых штанов, потому что я могу подогнать ему новый срок, на этот раз за убийство, а это пожизненное!

Мэддокс помолчал и сказал очень тихо:

– У Белкина на шее татуировка в виде краба.

Энджи нахмурилась:

– Я тебе об этом не говорила.

Он тихо выругался. Энджи ощутила холодное, сосущее беспокойство.

– А в чем дело?

Мэддокс явно колебался. Тревога парализующим холодом разливалась по телу.

– Мэддокс, ответь же мне!

– Энджи, ты должна остановиться. Прямо сейчас. Прекращай свою бурную деятельность. Особенно если ты пригрозила Белкину новым сроком. Речь идет не о продолжении работы в полиции, а ни много ни мало о твоей жизни.

Ого! Энджи заморгала, получив этот неожиданный удар. Скрытность не помогла, а, наоборот, сделала предупреждение еще более зловещим, и Энджи охватила ярость оттого, что Мэддокс ей не все говорит. Из нее потому и получился чертовски хороший детектив, что она никогда не сдавалась, не бросала загадку, не раскрыв ее. Чем сложнее проблема, тем азартнее Энджи искала решение. Она в гневе выпрямилась в кресле:

– Не командуй мной! И не надо играть со мной втемную! Каркаешь, что я рискую жизнью, и не говоришь почему!

Молчание.

Энджи вскочила, судорожно прижав руку к груди, и повернулась к окну, исчирканному дождевыми каплями.

– Мэддокс, как тебя понять? Ты нашел какую-то закрытую информацию со своим новым допуском? По Белкину что-нибудь?

– Энджи, все очень серьезно. Я не имею права ничего рассказывать, но прошу тебя – пожалуйста, оставь это дело, хотя бы на время. Поступи правильно – садись на ближайший паром и в девять утра будь за столом в связях с общественностью. Не высовывайся и… не теряй бдительности. Двери запирай…