Маленка Рамос - Тайна дома Морелли

– Думаю, это тебе подойдет, – послышалось на лестнице.

Роберт спустился в гостиную и разложил на столе спортивные штаны, рубашку и свитер с высоким воротом. Амелия заподозрила, что ее нижнее белье тоже промокло насквозь, как и все остальное, в чем вскоре и убедилась, усевшись на диване и одернув задравшуюся юбку.

– А может, горячий душ? – пробормотал пастор, напрасно стараясь выглядеть серьезным. – Прости, Амелия… Но ты сейчас…

– Ужасно выгляжу? – Она поспешно сняла с волос несколько прилипших листьев, марля шлепнулась на пол с противным мокрым звуком. – Боже, да я вся мокрая! В грязи с ног до головы. Не представляю, как это могло случиться. Страшно представить, в каком виде ты меня подобрал. Стыдобища…

Она вздохнула и опустила глаза.

– Да, и вымокла, ну и что? – заметил Роберт. – Ничего другого не могу тебе предложить, к сожалению… – Похоже, теперь и он чувствовал всю нелепость ситуации. – Пойду поищу что-нибудь, чтобы надеть вниз. В конце коридора ванная, можешь принять душ. Полотенце я принесу.

– Какой кошмар, – Амелия увидела собственное отражение в одном из окон гостиной и окончательно пала духом. – Я похожа на мокрую крысу!

Почему-то это восклицание вызвало у Роберта приступ безудержного веселья. Он захохотал, как будто нервное напряжение разом оставило его и ситуация разрешилась.

– Буду тебе очень благодарна, – сказала Амелия. – Не надевать же штаны на голое тело. Понимаю, ты не из тех мужчин, которые хранят у себя в шкафу забытое девушками белье, но что-нибудь у тебя найдется.

– Да, выражаешься ты с редкостной прямотой, – подметил Роберт. – Пойду принесу полотенце и поищу что-нибудь подходящее. Мне жаль, Амелия… Прости меня за этот смех. Когда я нашел тебя на тротуаре, у меня от страха чуть инфаркт не случился, но сейчас я вижу, что ты в порядке и все это выглядит даже по-своему забавным.

– Раскинувшись…

– Типа того, – пастор не выдержал и опять улыбнулся. – Ничто не укрылось от дерзкого взгляда.

– Господи…

Он вышел на улицу вынести мусор, когда машина пастора затормозила у ворот перед домом. Запахнул махровый халат, чтобы уберечься от холода, и замедлил шаг. Пастор приоткрыл окошко со стороны пассажирского сиденья и поздоровался.

– Не слишком ли поздний час для прогулок, а, Дэнни?

Он всегда беспокоился за этого мальчика, особенно когда узнал про драки на перемене, оскорбления на детской площадке и регулярные визиты в отделение неотложной хирургической помощи, пока мальчик не научился давать сдачи. Со временем Дэнни как будто привык, и многое ушло в прошлое: страх идти в школу, беспокойства о том, что скажут одноклассники, если он не запишется в бейсбольную команду. Иногда он заходил в церковь и присаживался на последний ряд. Никто из прихожан не обращал внимания на двенадцатилетнего мальчика. Люди были слишком озабочены тем, чтобы Бог исполнил их очередное несбыточное желание, чтобы заметить сгорбленную фигурку, которая, открыв рот, внимала проповеди преподобного Роберта, а также чудесным историям, которые пастор заимствовал из Библии и пересказывал своим мягким спокойным голосом. Изредка Дэнни и пастор ели мороженое в кофейне «Коконут», что крайне не понравилось матери Дэнни, когда она об этом узнала. Не зря она то и дело твердила, что вся эта церковная чепуха – молитвы, слезы, раскаяние – всего лишь старомодные глупости. Ее почему-то раздражал веселый и оптимистичный Роберт Маркусо, и Дэнни так и не добился от нее, что именно ее беспокоило. Что-то, конечно же, было… Но он про это не знал.

– Привет, Роберт. Я только на секунду, вынести мусор.

– Одевайся теплее, Дэнни, – посоветовал пастор. – Сейчас холодно, простудишься. Я провожаю Амелию Морелли. Дорога – сплошной каток.

Мальчик улыбнулся. Пастор умел поднять ему настроение несколькими самыми простыми словами. Иногда Дэнни испытывал сильнейшее желание побеседовать с ним наедине, рассказать про все свои страхи и потаенные желания. Мальчик понимал, что только с этим человеком может поговорить обо всем, что пастор его поймет, потому что заботится о слабых и уязвимых – а именно таков Дэнни. Он чувствовал себя одиноким, очень одиноким, и главное – слабым.

– Спасибо, преподобный Роберт. Спокойной ночи, – сказал мальчик и помахал рукой.

Роберт дождался, пока Дэнни скроется в доме и закроет за собой дверь, и, немного успокоившись, продолжил путь. Дэнни проследил, как удаляются габаритные огни внедорожника. Только когда они исчезли в тумане, клубившемся над дорогой, он наконец поднялся к себе в комнату. Мать смотрела кабельное телевидение, по которому шел один из ее любимых сериалов, а отец дремал в кресле с газетой на груди, уронив недокуренную сигарету в пепельницу, откуда поднимались клубы дыма.

– Привет, солнышко.

– Добрый вечер, мама, – отозвался мальчик.

Картина красовалась перед ним на стене, подвешенная на затейливый зеленый крючок. Простая сосновая рама обошлась матери всего в четыре доллара. Все по-прежнему: у четвертой овечки видны лишь задние ноги, белье сушится на веревке. Крошечное окошко с едва различимым пятнышком в центре. Ясное синее небо над горами и зеленой лужайкой.

Дэнни посидел на краешке кровати, рассматривая картину. Этот пейзаж непостижимым образом притягивал его внимание, очаровывая и одновременно пугая. На мгновение ему показалось, что белье на веревке качнулось. Овечки не шевелились, но облака, нарисованные легкими, почти прозрачными мазками, явно плыли по небу.

– Неужели опять? – прошептал мальчик. Он готов был поклясться, что ему в лицо дохнул ветер: потоки воздуха, напитанные ароматом цветущей лаванды. Что-то коснулось его лица, он перевел взгляд: его дрожащие пальцы осторожно сжимали стебелек растения. Синеватые колючки ясно вырисовывались на фоне белого махрового халата. Дэнни замер. – Как это может быть…

Медленно поднялся, держа травинку в руках. В лицо дохнуло полуденным жаром, изображение на картине начало стремительно меняться. Теперь там был человек. Он стоял возле каменного домика. Человек в черной шляпе и пальто. С неподвижными, будто мертвыми глазами.

«Нет, этого не может быть. Это невозможно. Невозможно. Невозможно», – мысленно произнес Дэнни.

Он повторил это про себя раз, другой, медленно пятясь к кровати и не в силах оторвать глаз от человека, который по мере приближения Дэнни становился все больше, все объемнее. Оказавшись на кровати, мальчик сначала прижался к изголовью, затем перескочил через него, теряя голову от страха. Ему хотелось кричать, звать родителей, но он был не в силах даже шевельнуться, произнести слово или хотя бы заплакать. Охваченный паникой, он слышал, как деревянная рама трещит и бьется о стену. Уголок комнаты, доступный его взгляду, качнулся и поплыл. Он зажмурил глаза в то самое мгновение, когда лампочки в люстре под потолком замигали и одна за другой погасли и комната погрузилась во мрак. Мальчик поглубже вдохнул, проглотил слюну пересохшим ртом. Он попытался издать какой-нибудь звук, но горло не слушалось. Тело ему больше не подчинялось.