Маленка Рамос - Тайна дома Морелли

– Если бы ты знала, какая ты прелестная… Если бы ты только видела себя моими глазами, видела такой, какой я видел тебя все эти годы…

Амелия затаила дыхание. Роберт ее поцеловал.

– Не уходи, Амелия… – бормотал он прямо ей в рот, покусывая ее губы. – Не уходи, а то я умру. Я этого не переживу. Я не смогу без тебя жить…

– Я никуда не уйду, Роберт.

Желание и тревога сводили ее с ума. Он долго не отрывался от ее губ, впиваясь в них все более страстно.

– Нет, не надо, прошу…

Он тоже поднялся. Подошел к кровати, заставив ее отступить на шаг, затем посмотрел так, будто не понимает или не сознает причину своих действий. Он по-прежнему дрожал, глаза его застыли. Амелия положила ладони ему на щеки. Она почти успокоилась.

– Я никуда не уйду, – повторила она.

– И завтра не уходи. И послезавтра… Никогда не уходи… Оставайся со мной навсегда…

Проговорив это, он опять яростно впился в ее губы.

Элен ненадолго отвлеклась, пока шериф и мэр обсуждали строительство павильона, который планировалось установить в центре площади. Ларк утверждал, что павильон слишком велик, ему возражал Юлиус, который пообещал всему городу, что будет установлена просторная сцена для музыкантов и газовые обогреватели в форме вертикально стоящих зонтов для поддерживания тепла, а также палатки с фастфудом для всех участников праздника. Это было последнее, что она уловила из их разговора, и единственное, что толком поняла. Слишком не терпелось ей вернуться домой, проверить, все ли в порядке с Томми, и, главное, спрятаться наконец от всей этой суеты. Сначала клиника доктора Фостера, затем участок, потом утренние звонки от одного из жителей города, клятвенно утверждавшего, что в дом проникли грабители, – все это коловращение казалось ей бессмысленным.

Каждый год, когда сентябрь подходил к концу, происходило одно и то же. Мэр из кожи вон лез, устраивая дурацкий праздник, который теперь не значил для нее ровным счетом ничего. А Ларка все это просто изматывало. Из окрестных городишек и поселков съезжалась публика. Люди охотно раскошеливались, чтобы посмотреть спектакль или послушать концерт. Как-то раз Юлиус даже привез цирк, и это вдобавок к аттракционам, народу пришло немерено, и городская казна изрядно пополнилась. Все это было очень важно, но в этот момент… в этот момент Элен ничего не волновало и тем более не интересовало.

– Иди домой, Элен, – бесцветным голосом проговорил Ларк, простившись с мэром. – С минуты на минуту подъедет Перкинс. Он займется звонками. Надеюсь, ночь будет спокойная.

Ларк неуклюже похлопал ее по плечу, на что Элен отозвалась благодарной улыбкой. В эти дни шериф будто бы забыл свой обычный сарказм и держался с ней куда более дружелюбно. Его взрывной темперамент заметно сдал, и вел он себя с ней уже не как начальник, а как родственник или друг.

Элен неуклюже поднялась. У нее затекло все тело, а штаны за эти дни стали велики и сидели мешковато.

– Поесть не забывай, – наставительно заметил Ларк. – Если что-то случится или у Томми будет еще один кризис, звони мне. А сейчас ступай домой. Не хочу, чтобы этот парень надолго оставался один. Не очень-то я ему доверяю.

– Все сделаю как скажете, – послушно ответила Элен. Ответным жестом дотронулась до шерифова плеча, взяла сумку и удалилась.

Перкинс стоял у подножия лестницы и курил, когда она закрыла за собой дверь. Он задумчиво смотрел на площадь, на металлический каркас будущего павильона, который воздвигали в том месте, где решено было установить сцену, на суету, царившую в это время в центре города. Сбоку вдоль тротуара стояли два припаркованных грузовика, а также несколько контейнеров с металлическими брусьями и палетами.

Перкинс смотрел на Элен рассеянно, а когда она спустилась по лестнице, махнул рукой и вздохнул.

– Каждый год одна и та же история, – язвительно проговорил он. – Надеюсь, три праздничных дня подряд хотя бы немного успокоят жителей.

– Я тоже надеюсь, – отозвалась Элен. Пахло свежей древесиной. Холод понемногу начинал спадать. На мгновение ей стало спокойно и хорошо. – По крайней мере по ночам не будет мерещиться, что ты на кладбище. Думаю, всем нам нужен этот праздник.

Перкинс пригладил свои редкие волосы и направился к лестнице. Элен зашагала к машине и, прежде чем сесть за руль, последний раз взглянула на металлический каркас и припаркованные грузовики.

– Увидимся завтра, Перкинс.

Тот в ответ улыбнулся и исчез за дверью участка.

Когда она подъехала к дому, в гостиной горел свет. В окне она заметила Томми. Он сидел в кресле перед телевизором. Войдя в дом, она остановилась на пороге: Томми дремал с пультом в руке, уронив голову на плечо. Сон отныне был для него освобождением, необходимой роскошью. Элен все еще стояла с сумкой в руке. Она вспоминала тот вечер, когда Томми появился у нее дома. Он сидел на трехместной софе, полуприкрыв глаза. «Я не был плохим человеком, – бормотал он. – Я ни разу никого не обидел. Я был мальчишкой, к тому же пьяным. И все равно это моя вина. Моя вина, потому что это я ее туда повел, потому что мне хотелось, чтобы девушка немного отдохнула в оазисе, где ей ничего не грозит». Он застонал от невыносимой скорби, и Элен ничем не могла его утешить.

– Томми, просыпайся, – сказала она, приближаясь к креслу. Из телевизора лился тихий ручеек голосов.

Томми поднял голову и растерянно осмотрелся. Затем выпрямился, покашлял, чтобы прочистить горло и выключил телевизор.

– Элен… – сказал он.

Потер глаза, тщетно стараясь приспособиться к яркому свету под потолком гостиной, и улыбнулся. Улыбка вышла невинной, почти ангельской и немного печальной.

Он посмотрел на Элен.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Пойду приготовлю что-нибудь на ужин.

Томми кивнул, не сводя с нее больших печальных глаз. Она вновь спрашивала себя, как случилось так, что женщина, подобная ей – не слишком красивая, полноватая и совершенно запущенная в плане макияжа и всего такого, – влюбилась в парня, подобного Томми. Томми обладал достоинствами, которые оценит любая женщина: юность, дерзость, уверенность в себе, отличная физическая форма, связанная с его профессией, квадратная физиономия, высокие скулы, смелый, прямой взгляд. Парню удавалось сохранять внутреннее достоинство и неколебимое спокойствие даже в этой жуткой ситуации. На первый взгляд ничего выдающегося в нем не было, но твердость взгляда и неторопливость в движениях завораживали. Элен полюбовалась завитками каштановых волос, спадавших на лоб. Она положила сумку на стол и, усевшись перед Томми, уперлась локтями в колени и уставилась на него. Настоящий солдат, подумала она. Молодой воин, способный выстоять в любых условиях. Лишь эта чертова заваруха выбила его из седла, но и теперь он готов возродиться из пепла. «Да, я могу сдаться, – было написано на лице у Томми. – Иногда обстоятельства сильнее меня, но отныне я не собираюсь склонять голову и готов смотреть смерти прямо в лицо». Что ж, его время пришло.