Татьяна Корсакова - Темная вода [litres]

Пока сын смотрел мультики в залитой солнечным светом спальне, Нина взялась убирать в кладовке. Нельзя сказать, что ей так уж был нужен порядок, скорее, ей требовалась свободная кладовка. Чтобы никто-никто, ни человек, ни зверь, не смог спрятаться за ворохом годами копившегося в ней старого хлама.

Хлама оказалось много. Коробки с посудой, местами целой, местами со сколами и трещинами. Посуду Нина рассортировала на террасе. Битое убрала, хорошее отнесла на кухню. Дальше пришел черед вещей. Их было меньше. Одежда, взрослая и детская, аккуратными стопками лежала в пластиковых пакетах. Наверное, у мамы или прабабушки не поднималась рука ее выбросить. У Нины тоже не поднялась. Потом нашлась большая картонная коробка, доверху заполненная игрушками. Коробку Нина отнесла Теме, пусть разбирается. Вдруг захочет оставить что-нибудь себе.

В углу кладовки стояли самодельные деревянные санки и две пары лыж: одни взрослые, другие детские. Тут же на вбитом в стену гвозде висели две пары коньков, опять взрослые и детские. Наверное, они с мамой любили кататься на коньках, когда озеро замерзало. Наверняка любили, а Нина всю жизнь думала, что не умеет стоять на коньках.

Здесь же, в темном углу, отыскалось старое охотничье ружье и почти полная коробка с патронами. Этой находке Нина обрадовалась почти так же сильно, как Темка коробке с игрушками. Обрадовалась и тут же испугалась этой радости. Но ружье из кладовки достала, перенесла в кухню, спрятала за шкафчиком с посудой. Вечером она его внимательно осмотрит и почистит.

Старый дерматиновый чемодан она нашла на верхней полке самодельного стеллажа, когда кладовка оказалась уже почти полностью освобождена от хлама. Чемодан был легкий, но все же что-то в нем хранилось, что-то скользило от одной стенке к другой с тихим шорохом. Нина вынесла чемодан на террасу, положила на стол, смахнула пыль с пошедшей мелкими трещинами крышки.

Замок поддался с трудом, наверное, она просто не сразу сообразила, как работает такой механизм. А когда сообразила, крышка с тихим щелчком откинулась, и от увиденного у Нины потемнело в глазах…

Эту шерсть – серебро с проседью – она теперь не спутала бы ни с чем другим. На мгновение, на долю секунды ей показалось, что в чемодане лежит шкура, но шок прошел, а здравомыслие вернулось. Не шкура. Вовсе не шкура! А вязаные вещи. Нине уже доводилось видеть свитера, связанные из грубой необработанной и неокрашенной шерсти. Их продавали бабушки на развалах в ее городе. Винтаж и настоящий хенд-мейд. Они были невероятно теплые и невероятно колючие. Такие колючие, что кололись даже через плотную футболку. Винтаж и настоящий хенд-мейд! В старом чемодане тоже лежал хенд-мейд. Вот только прикасаться к нему было страшно. Из-за цвета… Из-за шерсти, из которой связали вещи…

Нина отошла на шаг от стола. Сделала глубокий вдох и такой же глубокий выдох.

– К черту! – сказала зло и решительно вытащила из чемодана первую вещь.

Это был свитер. Если судить по размеру, детский. Если судить по узору «косичками», тоже настоящий винтаж и хенд-мейд. Этот свитер не кололся, «косички» казались шелковистыми на ощупь. Поднести бы его к лицу, прижаться щекой. Но Нина знала, чья эта шерсть, и запах псины, не настоящий, а прорвавшийся из снов, шибанул в ноздри.

– Спокойно… Не надо истерик. – У нее даже хватило силы воли, чтобы не отшвырнуть свитер, а аккуратно положить его на перила. Здесь, под солнечными лучами, он больше не казался серым, он отливал серебром, чистейшим, благороднейшим серебром. – Спокойно… Это всего лишь вязаный свитер, настоящий винтаж и хенд-мейд.

Следующими Нина достала из чемодана рукавицы. Одну пару взрослых и одну пару детских. Узор на них был другой, более тонкий, более изящный, с вкраплениями темной нити. Словно бы светлую шерсть вычесывали из подбрюшья, а темную со спины, от остроухой головы до самого кончика тонкого хвоста. Того самого хвоста, который так ловко и так безжалостно сшибал головки одуванчиков… Вот только кто бы решился вычесать этого зверя? Сначала вычесать, а потом свить из его шерсти пряжу и связать все эти вещи? Если кто-то и мог, то этот кто-то точно был не в своем уме…

Рукавицы легли рядом со свитером, а руки уже тянулись к… чему? Что это кружевное, пушистое и ажурное, почти невесомое? Нина потянула за край, и из чемодана выскользнула пуховая шаль. Эта точно из подбрюшья, мелькнула полная горечи и сарказма мысль. Уже не серебро, а белое золото, почти лебяжий пух. Вот только не лебяжий…

Шаль льнула к рукам, как живая. Шали хотелось на Нинины плечи, чтобы сначала укутать, а потом придушить… Не потому ли ее, такую красивую, такую пушистую, такую смертоносную, спрятали в чемодане в самом дальнем углу захламленной кладовки?

Нина взмахнула руками, стряхивая шаль на пол. Та легла к ногам серебряным облаком, потянулась к лодыжкам. Пришлось отступить. Можно было отшвырнуть, но Нина предпочла отступить, обойти стол с другой стороны, снова заглянуть в чемодан. На дне его сейчас оставался только один предмет – обтянутый бархатом, украшенный серебряным тиснением фотоальбом. Прежде чем взять альбом в руки, Нина пробежалась пальцами по синей обложке. На мгновение ей показалось, что она его помнит, что уже держала его в руках, листала, положив на колени, гладила ласково, как гладят любимую собаку. Этот альбом не был страшным и опасным, в нем наверняка хранились осколки ее, Нины, прошлого. Маленькие пазлы, которые, возможно, получится сложить в цельную картинку.

С альбомом в руках Нина уселась на верхней ступеньке лестницы, перевернула первую страницу. На ней был групповой снимок. Смеющиеся ребята: парни, девушки в несколько рядов. Те, что повыше, сзади, те, что пониже, спереди. И несколько сидящих на стульях взрослых на переднем плане. Школьный снимок. Нина сразу поняла, что школьный. Наверное, выпускной. Наверное, у нее даже получится отыскать на нем маму. Она долго всматривалась в молодые, счастливые лица и никого не узнавала. Нет, ей показалось, что она узнала Якова. Вот в этом широко улыбающемся, кучерявом парне в костюме словно с чужого плеча и небрежно повязанном, сбившемся на сторону галстуке. Да, этот парень мог быть Яковом. Определенно мог. А вот этот серьезный чернобровый красавец, вероятно, Сычев. А девушка, на которую они смотрят… Нет, это не мама. На мгновение в ее идеальных чертах лица мелькнуло что-то знакомое, но это не мама. Мама совсем другая, всегда серьезная, всегда собранная, со стянутыми в строгий пучок волосами. Была… Такой Нина ее запомнила. Она еще раз обвела взглядом фотографию, задерживаясь на каждом лице, всматриваясь и пытаясь узнать. Ничего не вышло. Здесь не было ее мамы. Может, мама фотографировала и потому ее нет в кадре?