Татьяна Корсакова - Темная вода [litres]

Нина перевернула страницу. Женщина. Не пожилая, а уже старая, но все равно крепкая, со строгим взглядом зеленых глаз, с вязальными спицами в руках. Прабабушка… А на следующем снимке она же, но с другого ракурса. И в ногах у нее лежит собака. Лохматая крупная серая дворняга. Спина темная, подбрюшье светлое. Нина всхлипнула, бросила быстрый взгляд на лежащую на полу шаль. Вот чья это шерсть. Вот этой косматой и добродушной псины. Если ее вычесывать, если делать это годами, регулярно и старательно, можно ли собрать достаточно пряжи?

Нина снова перевернула страницу. Все та же лохматая псина, которую обнимает за шею маленькая девочка. Такая же маленькая, как Темка, и чем-то неуловимо на него похожая. Похожая, потому что это она – Нина, потому что это первая и единственная ее фотография из детства. Не было в их доме детских фотографий. Не потому ли, что все они остались тут, в старом дерматиновом чемодане, закутанные в пуховую шаль? Нина откинулась назад, потянула за уголок шали. Теперь можно. Теперь, когда она знает правду, уже не страшно. Шаль уютно легла на плечи. Нина зажмурилась. От шали шел аромат луговых трав и совсем не пахло псиной. А на следующей фотографии лохматый пес уже лежал на боку, откинув в стороны лапы и хвост, а маленькая беззаботная девочка пыталась повязать ему на голову цветастую косынку. Вид у обоих был совершенно счастливый. И от самой фотографии веяло счастьем и спокойствием. Сделать такое чудесное фото могла только мама.

Дальше шли пейзажные снимки. Темная вода на рассвете. Темная вода на закате. Темная вода в солнечный полдень. Отражение самой мамы в темной воде, текучее и переменчивое, неуловимое и неузнаваемое. Тонкий девичий силуэт на темном фоне. И еще один силуэт… Нина поднесла снимок к глазам… Со дна озера на нее и на ее беспечную маму смотрел Сущь, красноглазый зверь. Или не со дна? Или он подкрался со спины и заглядывал маме через плечо? Сущь заглядывал, а мама ничего не замечала. Нина даже сейчас не была уверена в том, что видит. Может, Сущь, а может, игра света и тени, происки бессонной ночи.

На следующем фото был запечатлен пикник. Или рыбалка, Нина разглядела висящий над зажженным костром котелок. Их было четверо. Троих она узнала сразу, кем был четвертый, догадалась. Четверка неразлучных друзей. Все четверо молодые, красивые, довольные. Все четверо улыбаются той, что их снимает. Улыбаются и призывно машут руками.

А теперь их осталось двое. Третий снимает их со спины. Мама в накинутой на плечи шали, той самой, что сейчас так уютно укутывает Нину. И Сергей Лютаев. Он обнимает маму за плечи, по-хозяйски обнимает, но смотрит не на нее, а на того, кто снимает. В его взгляде раздражение. Наверное, этот третий застал их врасплох, поэтому он злится. Наверное, им с мамой хотелось побыть наедине, а третий им помешал. У мамы длинные распущенные волосы, тогда она еще не носила строгие пучки, тогда она позволяла себе любить и быть любимой. Сердце защемило, Нина перевернула страницу.

Этот снимок сейчас назвали бы селфи. Девушка, та самая, с первого фото, улыбается своему отражению в зеркале, на ней шелковое платье в мелкий цветочек, в руке – фотоаппарат. Надо спросить у Шипичихи, что это за девушка, возможно, одна из маминых подруг.

Нина подняла голову в тот самый момент, когда на альбомные страницы упала тень. Наверное, поэтому не успела испугаться. Или просто устала бояться?

Перед крыльцом с виноватым видом стоял Геннадий Сычев. Он смотрел на Нину снизу вверх и не решался подняться по лестнице. Одет он был в льняные брюки и тенниску, и Нина помимо воли подумала о том, что там прячется под тенниской, какие раны.

– Простите, Ниночка, если напугал.

– Вы меня не напугали, Геннадий Львович. – На самом деле напугал. Просто испуг получился отсроченный. Оказывается, такое тоже бывает.

– А я специально оставил машину в стороне, чтобы звуком мотора не разбудить вашего парня.

– Вы не разбудили. Парень смотрит мультики. – Нина запоздало вспомнила о гостеприимстве, встала на ноги, едва не уронив альбом. – Прошу вас, проходите. Что-то случилось? – Она должна была задать этот вопрос, потому что в тихих Загоринах и ночи не проходило, чтобы что-нибудь не случилось.

– Слава богу, нет! – Сычев замахал руками. – Просто время такое… неспокойное, а вы тут совсем одна с маленьким ребенком.

Нина хотела было сказать, что она не одна, а с Черновым, но прикусила язык. Они с Темкой сами по себе, не нужно рассчитывать на чужого человека.

– А я вот с гостинцами. – Она только сейчас заметила в руках у Сычева знакомый пакет из крафт-бумаги. Значит, перед визитом к ним он заскочил к Ксюше в «Стекляшку». – Даже мороженое у меня тут есть, надеюсь, что еще не до конца растаяло.

Нина быстро накрыла стол на террасе. Сказать по правде, она была рада этому внезапному визиту. Во-первых, можно хотя бы на время почувствовать себя в безопасности, а во-вторых, расспросить Сычева о маме.

Вот только у Геннадия Львовича имелись свои вопросы.

– Яков рассказал, что этой ночью к вам приходил Лютаев. – Сычев легкомысленно дул на кофе, но вид у него был очень серьезный. – Я беспокоюсь за вас, Нина.

– Не нужно за нас беспокоиться, он не сделал нам ничего плохого. – Она помолчала, а потом добавила: – И, как вы знаете, он не сделал ничего плохого моей маме.

При этих словах Сычев помрачнел, отставил чашку с кофе.

– Я вас понимаю, – сказал он одновременно строго и ласково, – тяжело видеть в каждом человеке врага и убийцу.

– Лютаев не убивал мою маму.

– А кто тогда убил? – спросил Сычев совершенно невероятное.

– Маму?.. – Нина тоже отставила свою чашку. – Мою маму никто не убивал, она умерла несколько лет назад из-за болезни.

– Простите… – Сычев провел широкой ладонью по глазам. – Это все от стресса и бессонницы. Я имел в виду вашу бабушку. Лютаев ведь ее убил, это доказанный факт.

– Нет, не доказанный. – Нина мотнула головой. Она знать не знала Лютаева, ни тогда, когда он еще был просто Серегой, ни тогда, когда стал Лютым, но человек не заслуживает того, чтобы его обвиняли в преступлениях, в которых он не виноват. – Мою бабушку он тоже не убивал. Я это точно знаю.

– Точно знаете? – Сычев покачал головой. Жест этот означал только одно. Ох уж эта молодежь! Все-то она знает! – Пусть… Но вчера погибла девушка. Этот прискорбный факт никак нельзя сбрасывать со счетов. Я волнуюсь. Сказать по правде, мы все очень волнуемся. Вам с ребенком не место у Темной воды. – Он бросил быстрый взгляд на фотоальбом и продолжил: – Я понимаю, ностальгические чувства и все такое. Но сейчас не время, Нина! Не время и не место предаваться ностальгии, когда происходят такие ужасные вещи, когда возобновились эти зверские убийства.