Дарья Беляева - Долбаные города [СИ]

Но я ничего не мог сделать, мне оставалось только ждать.

— Вы точно не знаете, куда он увез Леви? Это сейчас очень, очень важно.

— Нет, — она для верности покачала головой.

— Что вы знаете о нем? О желтоглазом боге?

Я произнес это вслух, и стало значительно легче. Словно разрядилось какое-то напряжение. Саул сказал:

— Могли бы, в таком случае, подтвердить наши слова.

Миссис Гласс закурила, пепел она скидывала прямо в чашку, и от этого было ощущение такой неправильности, что стало тошно.

— Никто в целом мире не подтвердит ваши слова. Неважно, сколько людей знает правду. Важно, как сильно они боятся.

Она склонила голову, словно извиняясь за эти слова и за те, которые так и не сказала.

— Так что вы знаете о нем?

Миссис Гласс замолчала. Казалось, она действительно старается припомнить, нанизать на леску бусинки подробностей.

— Не больше вашего, — сказала миссис Гласс, наконец. — Это существо подчиняет. Оно, так или иначе, связано со всеми, у кого есть власть. Политики, топ-менеджеры корпораций, владельцы средств массовой информации, даже главы международных благотворительных организаций. Все заражено им.

Так она и сказала. Заражено.

— И он хочет заразить Леви.

— Как Калева?

Миссис Гласс покачала головой.

— Калев — просто еда. Есть те, кем он питается. И те, кто приносит ему пищу. Кто организовывает его пиры.

Миссис Гласс смотрела в окно, в темноту, присосавшуюся к стеклу. Взгляд ее опустевал, будто она приняла сильный транквилизатор.

Я взял ее за руку, она оказалась теплой, кожа была мягкой и нежной.

— Мне нужно знать, куда. В Белый, мать его, Дом? В штаб квартиру Нового Мирового Порядка?

— Макс, ты ведь не думаешь, что он сказал бы мне? Что это так просто узнать?

— А вы не старались?

— Я не могла!

В этот момент телефон завибрировал, оповещая о новоприбывшем сообщении. Сахарок ответил мне. Я вцепился в телефон так, что, казалось, пальцами могу продавить экран.

«Конвейер для сильных мира сего. Стены, увитые молодой порослью. Охрана для загонов, где содержится скот, должна быть подготовлена очень хорошо. За этими стенами им говорят, что такое человек. Всего лишь еда, цель для высокоточного оружия. Они учатся быть безжалостными. И не бояться. Те, у кого есть будущее. Глобальные ковбои, летающие первым классом. Транснациональные сети, потоки финансов и информации. Они мобильны. Они везде. Они больше не привязаны к одному единственному месту. Метастазы уродливых опухолей.»

Ты увлекся, мать твою, подумал я. И тут мой взгляд наткнулся на следующие слова:

«Если он хочет съесть Леви, Леви убивает. Если он хочет взять Леви, Леви учится.»

Конец. Долбаный конец всего. Я едва не разбил телефон от злости, затем все тщательно перечитал, протянул телефон Саулу.

— Это подсказка, — сказал я. — Но я ее не понимаю.

— Подсказка? — спросила миссис Гласс, но вид у нее был такой растерянный, что я не повернул к ней телефон.

— Тут же все очень просто, — сказал Саул. — Проще не бывает.

— Ну?

— Это так элементарно.

— Ты меня уже унизил, вперед.

Саул прошептал мне на ухо:

— Богатство, знания, власть. Их учат там, так он пишет, да? Учат быть сильными мира сего, ну ты понял. Лига Плюща.

Это и вправду было более чем очевидно. Я пощелкал пальцами перед носом миссис Гласс. Она часто заморгала, ресницы потревожили скопившиеся в уголках глаз слезы.

— Где учился ваш муж?

— Что?

— Где он получил высшее образование? Где он посещал все эти курсы вроде «как запихнуть мир в желудок древнего бога»?!

В которых явно не преуспел, судя по тому, что занимал такую жалкую должность как мэр Ахет-Атона.

А если это он указал своему богу на Калева? Если мистер Гласс убил Калева, то есть сделал его убийцей?

— Йель, — сквозь слезы выдохнула миссис Гласс.

— Хорошо, что не Принстон, — сказал Саул.

— Почему хорошо? — растерянно спросила миссис Гласс. Она задела чашку локтем, отправила ее в короткий, фатальный полет. Чашка разлетелась на белые осколки, под дорогими туфлями миссис Гласс растеклась лужа чая с изрядной долей специй и пепла. Как ведьминское зелье.

— Мальчики, пожалуйста, вы не должны подвергать себя опасности!

Но ее слова уже не имели никакого значения. Где-то там мой друг был совсем один, если не считать его чокнутого культиста-отца, конечно, с ним могло произойти что угодно, и он нуждался в помощи. Я знал, что должен делать. И почему-то это совсем не было страшно. О, это успокаивающее свойство дереализации. Я стал частью интересного мне фильма, и этого было достаточно.

Из дома мы выбежали, словно за нами гнался маньяк с бензопилой, а не миссис Гласс с сердечными волнениями о наших судьбах. Она что-то кричала нам вслед, но мы бежали так, что сердца вели себя как птицы, которых встряхнули в тесной клетке. То есть, я не знал, подходит ли эта метафора Саулу. Быть может, он сохранял прежнее хладнокровие, но в тот момент я чувствовал абсолютное единение с ним. Мы остановились только тогда, когда свет на кухне дома Глассов превратился в далекий, теплый огонек.

— Что будем делать? — спросил Саул.

— Ты собери всех, а я возьму бабло, которое заработал честным трудом.

— Мы будем раздавать взятки?

— Не знаю, но исключать этот вариант не буду. Нам предстоит долгое, странное путешествие.

— Лучше бы недолгое. А то вдруг его убьют там.

— Это было сказано для красоты.

— А, ладно.

— Быстрее, Саул!

Теперь мы разбежались в разные стороны. Мне стало так страшно от того, что я не успею, хотя минуты, которые я экономил, скорее всего ничего не значили. Когда мы были маленькими, Леви Гласс спросил меня, верный ли я друг. Это было в первом классе, когда учительница дала нам задание написать сочинение о глубокой и многогранной личности лучшего друга. Я очень обиделся, что Леви сам не знает, как ответить на этот вопрос. Была поздняя весна, я сидел на дереве, а Леви — на скамейке под ним. Я трогал липкую смолу, которой истекала древесина, когда я вырезал на ней свое имя. Свесившись вниз, я сказал:

— Если ты не знаешь, значит я не твой друг.

Я так обиделся, и эта обида была жива во мне, как выяснилось, вплоть до этой минуты. Теперь я мог показать, какой я друг. Странным образом, мне удалось этим вдохновиться.

Дольше всего, в конечном итоге, пришлось ждать Саула. Лия сказала, что он прощается со своим любимым цветком. Я представил Саула, пожимающего каждый стебелек с любовной бережностью матери, впервые прикасающейся к младенцу. Может, Саул фотографировал его. У любимого цветка были Твиттер, Инстаграмм, свой аккаунт в Фейсбуке и на Пинтересте. Короче, он реализовался в обществе лучше, чем большинство пятидесятилетних.