Стивен Чбоски - Воображаемый друг [litres]

Мэтт отворил входную дверь.

Воздух был тих и спокоен. Ночью валил снег; сильная облачность грозила новым бураном под Рождество.

– Майк? – в который раз позвал он шепотом. – Ты тут?

И опять ни звука. Только с лужайки на другой стороне улицы на него таращился олень. У Мэтта похолодело внутри. Он набросил пальто, сунул ноги в сапожки – и отметил, что ботинки брата стоят где всегда. Связав их шнурками, он перебросил ботинки через плечо. А на крыльце его будто толкнуло: он сбегал на кухню и схватил нож.

Хорошо, пусть считается, что ему был голос.

Мэтт зашагал по улице. Он не отрывал взгляда от занесенного снегом тротуара и думал, что там остались еле заметные следы босых ног брата. Зрение нередко его подводило из-за «ленивого глаза». Но с того момента, как до его руки дотронулся Кристофер, зрение стало улучшаться. А через неделю пришло в норму. Но на этом не остановилось. Теперь он видел на многие мили вперед. И вспоминал, как бабушка, даром что страдала дальнозоркостью, снимала очки и с заднего крыльца смотрела фильмы, которые крутили в автомобильном кинотеатре под открытым небом. При этом она, конечно, ничего не слышала. Но все лучшие фильмы смотрела непременно. А потом этот кинотеатр ликвидировали. И она умерла от рака мочевого пузыря. Мэтт сам не знал, почему сейчас вспомнил бабушку. Он просто шел по длинному, пологому склону, ориентируясь по следам.

В сторону Леса Миссии.

Следы заволокло легкой утренней дымкой. Так облаками заволакивает небо. Мэтт не поднимал головы и двигался к лесу. По следам брата. Чем ближе он подходил к лесу, тем сильнее чесался и дергался глаз.

Входя в Лес Миссии, Мэтт крепко сжимал нож. На месте широкой просеки сейчас тянулась только узкая тропка. Она шла мимо козьего мостика и ручья, который почему-то не замерзал. Мэтт вышел на знакомую поляну. Он чувствовал на себе взгляды оленей, устремленные через прогалины в вечнозеленых зарослях; оленье дыхание поднималось вверх, словно пар из дорожного люка. Мэтт прошел через угольную шахту. Всю целиком, до противоположного конца. Миновал выброшенный холодильник, почему-то очень теплый, как костер. Впереди, на опушке, показались бульдозеры и другая техника – собственность компании «Коллинз Констракшн».

Тут-то он и увидел Майка.

Его брат сидел на корточках в грязи – босой, с ножом в руках. На глазах у Мэтта он проткнул заднюю шину бульдозера. Потом перебрался к передней шине и отвинтил ниппель. Засунул в отверстие нож и медленно выпустил воздух. Мэтт бесшумно подошел к брату; тот сидел отвернувшись.

– Майк, – шепотом позвал Мэтт.

Майк вытащил нож из покрышки.

– Ты что делаешь, Майк?

Майк не отвечал. Мгновение затягивалось.

– Сегодня канун Рождества, – сказал наконец Майк. – Бульдозеры доберутся до нашего штаба.

– И дальше что?

– Если мистер Коллинз снесет дом на дереве, Кристоферу не выбраться. Нужно его выручать.

– Кто тебе это сказал?

– Как кто? Ты.

Развернув брата лицом к себе, Мэтт увидел, что у того закрыты глаза. Майк не очнулся ото сна.

Мэтт осторожно вынул у него из руки нож.

– Нам нужно довести дело до конца, Мэтт, – не просыпаясь, заспорил Майк.

– Спокойно. Ложись на мою куртку. Я закончу, – сказал Мэтт.

Майк послушался. Положив под голову куртку брата, он захрапел. Мэтт натянул принесенные из дому ботинки на его закоченевшие ступни. А потом при помощи двух ножей за считаные минуты вывел из строя всю технику строительной компании Коллинза. В любую другую ночь их наверняка застукали бы на месте преступления.

Хорошо, что сторож слег все с тем же тяжелым гриппом.

– Вот гады!

На глазах у миссис Коллинз ее муж швырнул телефон на столик в больничном кафетерии. Этажом выше его теща лежала без сознания в отдельной палате, но дела настигли его даже здесь. Даже в сочельник.

– Что стряслось? – невольно спросила миссис Коллинз.

С притворно озабоченным, преданным видом она изображала, будто выслушивает бубнеж мужа про каких-то «гадов», проткнувших шины всех бульдозеров и грузовиков. Краем уха она услышала, что этот «долбаный проект «Лес Миссии» нужно было запустить еще месяц назад, но кто-то целенаправленно устраивает диверсии. Бесконечные проволочки обходятся слишком дорого. Строительство на грани срыва. Вот-вот настанет срок выплачивать ссуды. Ей, черт побери, неплохо бы поумерить свои аппетиты.

Бла-бла-бла-бла-бла.

Сколько раз он вот так начинал заводиться? Пять раз в месяц? А в период аудита – десять? Она могла бы записать это на магнитофон и только нажимать на клавишу, чтобы избавить себя от этой перепалки. «Как, по-твоему, Кэтлин, откуда на все это берутся средства? Уж всяко не из твоей богадельни!» – «Помилуй, Брэд, это ведь я превратила «Тенистые сосны» из налогового убежища в доходный бизнес!» – «В доходный бизнес?! Да этот стариковский приют не способен прокормить даже тебя одну!» Раньше их примирял секс, но когда это было? И как ему самому не надоело себя слушать днями напролет? Господи, неужели он еще не умолк? Нудит и нудит.

Миссис Коллинз только кивала, почесывая шею под бриллиантовым колье. Зуд не проходил. А все потому, считала миссис Коллинз, что она безвылазно торчит в этой больнице, ожидая, когда ее мать придет в сознание. Мало того, что она вся стала липкой от пота, так еще и голову не могла помыть в общем больничном санузле – ужас какой-то. И надолго ли у нее хватит сил сдерживать свою ненависть к этому зануде?

– Да ты меня не слушаешь! – взвился он.

– Я очень внимательно слушаю, Брэд. Действительно, все это ужасно. Продолжай, пожалуйста, – сказала она.

Муж не умолкал; глядя через его плечо, миссис Коллинз видела, что в коридоре не протолкнуться из-за каталок с вновь прибывающими пациентами. Их, чего доброго, начнут размещать прямо в столовой на полу, как умирающих солдат в фильме «Унесенные ветром» [67]. Хорошо, что ее матушка этажом выше занимала комфортабельную отдельную палату, куда спокойно поместились бы еще две койки. А эти нищеброды, размышляла миссис Коллинз, не ровен час, их убьют, если слезут со своих каталок. Она, во всяком случае, именно так бы и поступила. Не в ее характере мириться с подобным хамством. И как следствие, считала миссис Коллинз, она купается в роскоши, а неимущим для этого безнадежно не хватает мозгов.

На миг ей представилось, как эти оборвыши поднимаются с каталок и единым фронтом выдвигаются в столовую, чтобы вырвать язык у ее мужа. А что, миссис Коллинз была бы совсем не против. Она уже беззвучно молилась о таком исходе, устав разубеждать мужа, будто весь мир восстал против него, хотя одного беглого взгляда на его положение и многочисленные банковские счета было бы достаточно, чтобы на все сто процентов убедиться в обратном.