Стивен Чбоски - Воображаемый друг [litres]

По возвращении из свадебного путешествия по Европе Кэтлин Коллинз хотела только одного: построить дом своей мечты. Муж предпочел бы поскорее обосноваться в Дирфилде, поближе к девятнадцатому шоссе и к своему офису. Однако новоиспеченная миссис Коллинз не для того сутками мерзла на заднем дворе, чтобы после свадьбы вселиться в какой-то «чужой» дом. Она была согласна только на новое. На элегантное. Современное. Из стекла и стали. Без алюминиевого сайдинга. С большим камином, чтобы возле него отогреться до костей. С красивой ванной, чтобы смыть всю грязь воспоминаний. А мистер Коллинз был согласен на все, потому что в ту пору он ее любил. Ему жена виделась тогда такой же, как ей – этот придуманный дом.

Боже, какая ты уродина, Кэти Кайзер.

– Меня, черт побери, зовут Кэтлин Коллинз, – рявкнула она.

И прислушалась: ее голос эхом отразился от импортных мраморных плит. Эти плиты вернули ее к третьему путешествию по Италии, которой папаша так и не увидел ни разу в жизни. Закрыв глаза, она сцепилась с этим подлым голосом. Ей случилось поступать так и раньше, и всякий раз она одерживала верх.

Тебе никогда не скрыть эти шрамы, Кэти Кайзер.

Тебе никогда не согреться, Кэти Кайзер.

Боже, какая ты уродина, Кэти Кайзер.

Этот голос она победила даже на отцовских похоронах. При всей своей ненависти к тому, кто лежал в гробу, она сумела выжать из себя слезу, раз у Коллинзов так заведено. В зимнюю стужу его опускали в промерзший кладбищенский грунт. В этом стылом подземелье он остался на веки вечные. А вместе с ним и все тайны, поскольку она не собиралась козырять своим прошлым перед людишками на каталках. Она не собиралась становиться очередной героиней идиотского ток-шоу – жертвой, пребывающей в убеждении, что все родители, истязающие своих детей, сами подвергались истязаниям в детстве. Она примет меры к тому, чтобы ее не зарывали в землю. Пусть ее кремируют. Она больше не собиралась мерзнуть.

– Мам?

Миссис Коллинз открыла глаза. На пороге стоял Брэйди.

– Брэйди, что тебе тут надо?! – возмутилась она.

– Я замерз, – ответил он.

И начал подступать к ней.

– Что ты прячешь за спиной, Брэйди?

– Это секрет.

– Так не отвечают.

– Другого ответа я тебе дать не могу, мам.

Брэйди приблизился еще на шаг.

– Ну, вот что, мистер. Вы хотите всю ночь провести в конуре? Собаке – собачья жизнь.

– Это ты – собака, мам. А твое бриллиантовое колье – собачий ошейник. Ты – собачонка на службе у богача.

Брэйди сделал еще один шаг. Она смотрела ему в глаза. Он и раньше, случалось, упрямился. Но сейчас творилось нечто другое. Пугающее. Что-то подсказывало: это их последнее противоборство. Кто-то из двоих должен был моргнуть первым. Это война.

И она не собиралась проигрывать.

– Вот что, мистер, вон отсюда или отсидишь в этой поганой конуре целую неделю, понял меня?

Брэйди не ответил. Он подступал ближе и ближе. На лице не дрогнул ни один мускул. Страха перед матерью больше не было.

– Брэдфорд Уэсли Коллинз, считаю до трех.

– Отлично. Я тоже.

Еще шаг. Под взглядом миссис Коллинз каждый встречный отводил глаза, но сейчас на лице Брэйди отразилось тупое, безмолвное исступление – такое она уже где-то видела. Ей показалось, будто она играет в гляделки со своим отражением.

– РАЗ! – прошипела она.

Брэйди перекосила нездоровая кривая усмешка.

– ДВА!

Брэйди выбросил вперед руки.

– ТРИ-И-И-И-И, – заорал он.

С воплем он занес нож и одним прыжком достиг ванны. Оттолкнув сына, миссис Коллинз выскочила из воды. Все мысли о наказании сына разом улетучились. Сейчас приходилось думать только о самообороне. Поскользнувшись на гладких плитах, она не устояла на ногах и ударилась головой. Миссис Коллинз застыла на привозном итальянском мраморе. Над ней великаном возвышался сын. Ее сковал какой-то дурман. Она уже не понимала, что происходит: то ли наступило пробуждение, то ли все еще длился сон в теплой воде.

– Мам? – окликнул Брэйди. – Бабуля переживает, что дед такое вытворял, но сейчас нам пора об этом забыть. Ясно?

Брэйди тронул маму за локоть. Ее обожгло до кончиков пальцев, будто тлеющими углями лагерного костра. Брэйди вложил ей в руку нож. На мгновение у миссис Коллинз мелькнула мысль перерезать себе горло. Ну или пырнуть сына. Однако нож предназначался не для этого. Он предназначался для другого. Выдвинув ящик комода, Брэйди передал матери ее любимые косметические средства. Тени для век. Тональный крем. Губную помаду.

– Бабуля говорит: довольно чувствовать себя уродиной. Ты больше не Кэти Кайзер. Ты Кэтлин Коллинз. Она велела мне сделать так, чтобы ты поскорее увидела себя красавицей, ясно?

Сын помог ей встать. У нее все еще кружилась голова, но Брэйди осторожно придерживал мать за руку. Потом он подвел ее к зеркалу. Они вдвоем, как голливудские звезды, смотрелись в подсвеченное зеркало туалетного столика. Сын накинул ей на плечи роскошный шелковый халат, чтобы прикрыть шрамы от ожогов.

– Бабуля говорит, что ты не псина, мам. Слушай бабулю, – говорил Брэйди.

Он расстегнул на материнской шее замочек бриллиантового колье. Миссис Коллинз осмотрела свою длинную шею. Когда-то у Кэти Кайзер была тугая, гладкая кожа. Теперь шею миссис Коллинз избороздили морщины. Да еще появился зуд; пришлось почесаться. Но это не помогло. Зуд только усилился. Тогда она переключилась на другое. Взяла тональный крем и начала маскировать отталкивающие красные вмятины, оставленные на коже бриллиантами.

– Вот-вот, мам. Пора избавиться от Кэти Кайзер, – сказал Брэйди.

Красные отметины не исчезали; пришлось добавить крема. Когда шея была заштукатурена полностью, миссис Коллинз переключилась на лицо. Перед Рождеством требовалось привести себя в порядок. А иначе что о ней подумают? Она ведь нынче Кэтлин Коллинз. Нельзя допустить, чтобы посторонние заметили Кэти Кайзер.

Боже, какая ты уродина, Кэти Кайзер.

Она жирно накрасила губы ярко-алой помадой, но получилось как-то нелепо. Ну не выглядела она как Кэтлин Коллинз. А выглядела как жалкая Кэти Кайзер, впервые в жизни накрасившая губы и тут же ставшая похожей на проститутку. На гулящую девку. На клоуншу. Да, физиономия в самом деле клоунская.

– Бабуля хочет, чтобы ты почувствовала себя красавицей, – настаивал Брэйди.

Миссис Коллинз не жалела тонального крема. Накладывала слой за слоем. Мазала, как масло на хлеб. А все равно было недостаточно. Она порылась в ящике. Достала жидкий бронзатор и налила в ладонь. Господи, о ладонях-то она совсем забыла. На ладонях сплошные шрамы. Они не имели никакого отношения к ухоженным рукам Кэтлин Коллинз. Они остались от Кэти Кайзер.

Боже, какая ты уродина, Кэти Кайзер.