Стивен Чбоски - Воображаемый друг [litres]

– ГДЕ МАЛЬЧИШКА?! – снова прошипела шептунья.

– Может, ты и заставишь меня кричать, но говорить – никогда, – сказал славный человек.

Шептунья не ответила. Она лишь ухмыльнулась. Криво. Жестоко. И злобно. Потом воздела руки над головой – и все ее приспешники раскрыли рты. Небо пропорол неописуемый, невыносимый рев. Кристофер выронил клинок и зажал уши, а шептунья едва заметно мотнула головой – и все войско стало маршем отступать.

В глубь Леса Миссии.

Кристофер поднял с земли клинок и двинулся следом по широкой тропе. У каждого дерева стоял почтарь. Олени каждому покусывали лодыжки, передавая приказ не сходить с места. Чтобы те ограждали маршрут, как отбойники на шоссе. Сквозь кроны деревьев Кристофер посмотрел на небо. У него оставалось не более трех минут светлого времени. Чтобы заполучить ключ. Медлить нельзя.

Впереди влачился славный человек. Его плоть была истерзана. Раны сочились кровью. Споткнувшись, он упал. Его тут же укусил олень, подгоняя дальше.

Войско шло маршем по длинной, извилистой тропе, которую Кристофер никогда прежде не видел. Или видел? Уверенности не было. Это ощущение напомнило ему давние мамины сны, в которых к их квартире каким-то образом вдруг добавились три лишние комнаты, ранее ею не замеченные. В них она заходила вместе с ним. Непонятно где. Непонятно как.

Теперь путь лежал через заброшенную штольню, открывшую свою гигантскую каменную пасть. Казалось, она щелкает деревянными зубами. Цок, цок, цок. Это стучали оленьи копыта. Цок, цок, цок. Кристофер не отставал. Или его вели? Он уже не понимал. Возможно, ему расставили капканы, но деваться было некуда. Из тоннеля процессия выбралась через другой выход. Которого Кристофер прежде не видел. Через тот, который на реальной стороне скрыт от глаз. Увиденное повергло его в ужас.

Перед ним возник дивный сад.

Чудный ухоженный садик с цветами, травами и вечнозелеными деревьями. Деревья росли так густо, что снег не падал на землю. А свет падал. Дневной свет был прекрасен. Погода стояла не по сезону теплая. Идеальный весенний день с прохладными, благоухающими нотками осени. Кристоферу было внове такое ощущение совершенства.

Процессия остановилась.

Шептунья замерла перед высоким деревом. Запрокинув голову, Кристофер кое-что увидел… прекрасное, белое… примостившееся на толстых сучьях метрах в трех от земли. Увидел он и ведущие туда ступеньки – ни дать ни взять молочные зубы. И ярко-красную дверь.

Этот домик на дереве принадлежал Дэвиду Олсону.

– Дэвид! – окликнула шептунья. – Выходи!

Красная дверь открылась. На пороге стоял Дэвид Олсон. Он по-змеиному соскользнул на землю и подполз к шептунье. Та погладила его по голове, будто говоря: «Вот молодец». Повернулась к толпе и воздела руки. Грянул барабанный бой. Человеки-почтари поволокли славного человека вверх по лестнице. Шептунья устремилась следом.

Последним в домик вошел Дэвид. Он помешкал на пороге и обернулся к лесу. То ли он знал, что Кристофер здесь. То ли заподозрил, что его послание Кристоферу опоздало. Да оно и не важно; просто Кристофер никогда еще не видел таких скорбных глаз.

– Дэвид! Шевелись! – рявкнула шептунья.

Как послушная собачонка, Дэвид вернулся в дом и затворил дверь.

Кристофер смотрел сквозь ветви на багровое небо.

У него оставалось тридцать секунд света.

Дерево обступили десятки оленей и почтарей. Несли караульную службу. Готовились к битве. Молились. Кристофер не мог больше медлить.

Он бросился к домику на дереве.

– Что там за звук? – зашипели голоса.

Кристофер не останавливался. Он ускорял бег. Только бы успеть до захода солнца. У него оставалась последняя возможность внезапных действий. Он огибал почтарей. Перепрыгивал через оленей.

– Он тут? Где он? – вопили голоса.

У подножия дерева Кристофер ухватился за лестницу и начал карабкаться по молочным зубам. День угасал.

Кристофер достиг домика на дереве.

Оконное стекло запотело от холода. Кристофер даже не мог заглянуть внутрь. И не имел представления, что делается внутри. Он приложил ухо к двери. И не услышал ни звука.

Тогда он повернул дверную ручку. Медленно приоткрыл дверь. У него зашлось сердце. Он заглянул в домик на дереве. Там. Никого не было. Только на стене висела старая фотография Эмброуза. Вид разнообразили еще царапины от ногтей. Это Дэвид рвался наружу? Или что-то непонятное рвалось внутрь? Человеки-почтари с шептуньей как сквозь землю провалились. Дэвида Олсона и след простыл. Славного человека и след простыл. И что же это за домик на дереве? Портал? Вход на другой уровень? Мышеловка?

Кристофер переступил через порог.

И обернулся посмотреть на горизонт. Последний луч солнца гладил макушку земли. Облака плыли скопищем лиц. Кристофер ощущал весь город. Тысячи лягушек пытались выбраться из кипящего котла.

Кристофер шагнул в дом. Он не догадывался, что произойдет, если затворить дверь и войти туда, где кошмары столь устрашающи, что после пробуждения их и не вспомнишь.

Мир притих. Кристоферу казалось, будто он шагнул навстречу своей смерти. Но выбора не было.

В тот миг, когда опустилась ночь, Кристофер затворил дверь.

биИп.

Мать Кристофера была так поглощена дневником Дэвида Олсона, что не сразу услышала этот сигнал.

биИп.

Она перечла последнюю запись. Но явно что-то упустила. Там должен был содержаться какой-то намек в помощь Кристоферу. Дэвид в свое время направился в свой домик на дереве. Дэвид вошел в лес. И больше его не видели. Что произошло с Дэвидом Олсоном в лесу? Как случилось, что в ту ночь он умер?

биИп. биИп.

– Что это за звук? – спросил Эмброуз.

Мать Кристофера посмотрела на Эмброуза. Даже под этой повязкой она угадывала печать страха на его лице. Невыносимая тяжесть давила ей на грудь. В палате слова отдавались гулко, как в ванной комнате. Мир погрузился под воду.

биИп. биИп. биИп.

Третий сигнал узнавался безошибочно. Что-то изменилось. Она повернулась к монитору, ища глазами ответ. Вот тогда-то и пришла разгадка. Температура Кристофера. До этого она каждый раз видела одни цифры – 37,0°. Но сейчас – нет.

38,8°

Мать Кристофера выпрямилась в кресле. Пощупала руку сына. Горячую, как раскаленная сковородка.

– Я тебя вытащу. Даю слово. Но ты должен бороться ради меня. Борись! – сказала она.

39,4°

Знания, почерпнутые Кейт Риз на сайте о здоровье, и панический опыт раннего материнства не давали ей забыть, что подъем температуры выше сорока градусов опасен. А при температуре сорок один и шесть десятых градуса мозг начинается плавиться.

биИп. биИп. биИп. биИп.

40,0°

Распахнулась дверь. В палату ворвались доктор и медсестра.