Стивен Чбоски - Воображаемый друг [litres]

Тут-то он и увидел шептунью.

Она стояла в слякоти с ордой из сотни оленей. Стояла молча. Лишь изредка дотрагиваясь до оленьих лбов, отчего животные начинали кланяться, как богомольцы. Их окружали тысячи почтарей. Каждый держался за веревку, которая обеспечивала стройность их рядов. Ряды тянулись до горизонта.

Это было ее войско.

С открытыми глазами Кристофер упал на землю. Его тело шумно плюхнулось в грязь. От силы удара из него едва не вышибло дух. Ему казалось, что грудная клетка просто раздавлена: он ловил ртом воздух, как золотая рыбка, выброшенная из аквариума. Кристофер не сомневался, что его засекли, но стоны почтарей заглушали все остальные звуки. Он смотрел в небо. Солнце ласкало макушки деревьев.

Кристофер оказался в самом центре вражеского логова.

Славного человека рядом не было.

До захода солнца оставалось десять минут.

Мать Кристофера подняла голову, когда ее сын вдруг зашевелился на больничной койке. Под плотно закрытыми веками дрогнули зрачки. Держа его за руку, она всем сердцем и душой надеялась встретить его взгляд. Взгляд его необыкновенных глаз. Как у отца. Но всякая надежда угасла от неумолимого «биип-биип-биип», исходившего от аппаратуры, которая поддерживала жизнь в детском теле. За окном садилось солнце. Мать Кристофера пронзило холодом. Страшная ночь близко. И готовится забрать ее сына.

Она повернулась к Эмброузу. Его глаза скрывала марлевая повязка. Мать Кристофера посмотрела на дневник, который так и держала в руках. Все, что выпало на долю Дэвида, сейчас доставалось Кристоферу. Зуд, головные боли, жар. И один ребенок, и другой знали все ответы на все задания в проверочных. За обоими охотилась шептунья. Вывод напрашивался сам собой: все, что делал Дэвид, суждено повторить Кристоферу. Она обреченно перелистнула страницу.

Там была последняя запись Дэвида.

В палате резко похолодало. Дыхание замерзало в воздухе. У нее замирало сердце. На этой странице почерк стал почти разборчивым.

Эмброуз, я собираюсь убить шептунью. Если ты читаешь этот дневник, значит, у меня ничего не вышло. Но хочу рассказать тебе, как прошел мой последний день. Утром, когда я вылез из постели, у меня на душе было спокойно. Как ни странно, это чистая правда. Мне казалось, что вся моя жизнь – дорога к этому моменту. То есть все свои восемь лет я жил ради единственной цели. Я знаю, что должен сделать. Мне придется пойти за ней в мой домик на дереве. Как знать, что ждет меня на той стороне. Там до того страшно, что мы тотчас же забываем свои кошмары. Но если я туда не пойду, то, сдается мне, все скоро умрут. Хотя подозреваю, что завтра меня не станет. Интересно, как это произойдет. Эмброуз, когда ты дочитаешь мой дневник, не суди себя слишком строго. Я же понимаю: ты еще молод, тебе всего 17 лет. Не переживай, что ты от меня отмахивался – я бы и сам себе не поверил. Но здесь Бог тем и отличается. Знанием. Я знаю: если ты это читаешь, значит, ты не умер. Значит, у меня как-никак получилось удержать ее в пределах воображаемого мира, подальше от тебя. И этого мне довольно. Я знаю, ты порядочный человек. Знаю, тебе изо дня в день будет меня не хватать. Но я никуда не денусь, Эмброуз. Я буду присматривать за тобой с воображаемой стороны. И позабочусь, чтобы тебя не донимали кошмары. А потому даже в самые тягостные дни у тебя всегда будет передышка – сон. И всякий раз, вдыхая запах бейсбольной перчатки, помни, Эмброуз: это я. Пока ты не отправишься в Царство Небесное, я тебя не покину. Ты останешься под моей защитой. Я тебя люблю, старший брат.

Мать Кристофера напрягла зрение, чтобы разобрать последние слова.

Она закрыла дневник. И она, и Эмброуз – оба молчали. Потом, ища поддержки, мать Кристофера взялась за руку Эмброуза и отвернулась к окну. Нижний край солнца уже коснулся горизонта. Через считаные минуты стемнеет, а ее мальчик задерживается по ту сторону мрака. Если истории так уж необходимо повторяться, то – вывод напрашивался сам собой – шептунья сейчас ведет его в тупик. Ей было видно сына: тот с многочисленными трубочками во рту лежал на больничной койке. Матери Кристофера хотелось выть. Да так, чтобы не слышать жужжания приборов, которые поддерживали в нем жизнь.

– Не ходи за ней, Кристофер, – молила она. – Не ходи в дом на дереве, построенный Дэвидом.

Солнце уходило за горизонт.

У Кристофера было всего десять минут.

В центре вражеского стана он видел шептунью: та готовилась к войне. К ней подводили оленей. Каждому она что-то шептала на ухо. После этого они оттягивались в Лес Миссии. На свои позиции.

Ждать, когда разлетится зеркальное стекло между мирами.

Кристофер по грязи подполз к ней еще ближе. Невидимым он оставался лишь при свете дня. Это последний шанс. Нужно было непременно заполучить ключ, хранившийся в складках ее шеи. Он достал из кожаного чехла тупой серебряный клинок.

– Что это был за шорох? – прошипели совсем рядом.

Кристофер затаил дыхание. Он наблюдал за почтарями, которые ластились к шептунье, словно котята к хозяйской ноге. Людишки всех размеров и форм. Разного возраста, пола и цвета. Ее ополчение. Кристофер задумался: кем они были, прежде чем попасть на эту поляну, где шептунья расстегивала им веки и целовала глаза?

– Криссстофер, – звали голоса, – ты где?

Вместе с оленями человеки-почтари столпились на пятачке вокруг него, принюхиваясь и смыкая круг. Прощупывая землю под ногами. Кристофер сжался в комок. Они подступали. Он замахнулся серебряным клинком. Олени подобрались почти вплотную и невидящими глазами упирались в лицо Кристофера. Нос к носу. Еще шаг – и его обнаружат.

Внезапно вражеский лагерь огласился душераздирающим криком. Все обернулись в ту сторону – посмотреть, из-за чего такое смятение.

Там появился славный человек.

Он истекал кровью. Мчался что было сил. Раскидывал оленей. Одного за другим. Но в конце концов могучий самец вонзил свои ветвистые рога в руки и ноги славного человека. А самые острые отростки приберег для его груди. Потом приволок его к шептунье и положил у ее ног – так кот приносит хозяйке пойманную мышь.

– НЕТ! – вскричал славный человек.

Только уж чересчур пронзительным оказался этот крик. Кристофер понял: это отвлекающий маневр. Это самопожертвование. Шептунья слезла со своего помоста и подошла к славному человеку. Кристофер пополз вперед. Человеки-почтари рывком подняли славного человека с земли. Шептунья выдернула сломанный роговой отросток, застрявший у него в груди.

– ГДЕ ОН? – взвизгнула шептунья.

Славный человек молчал. Его руки развели в стороны. Олень грыз его ноги. Славный человек не издал ни звука. Почтари с воем вонзали в него когти. Кристофер видел, что славный человек принимает эти муки с улыбкой, зная, что Кристофер здесь, что он, невидимый и невредимый, ведет охоту. Шептунья выдернула у него из груди второй обломок рога. Выдернула с яростью и отшвырнула в сторону. Славный человек скрючился от боли. Кристофер не останавливался. Не выпускал из руки клинок. Добыть ключ. Спасти славного человека. Спасти мать. Спасти мир.