Стивен Чбоски - Воображаемый друг [litres]

Но ведь научилась.

Домой они могли бы доехать минут за десять, но на дороге были заторы. Пробка растянулась на добрых три мили. Автомобили все время сигналили. гудели. Опускались оконные стекла, и в темноту вырывались голоса:

– Заснул там, что ли?

– Давай, проезжай!

Добравшись, наконец, до начала пробки, мать Кристофера поняла, что все стояли из-за одной-единственной аварии.

– Ротозеи, – подумала она вслух.

В пикап врезался олень. Животное застряло в окне со стороны водителя. Казалось, будто олень нарочно метил в того, кто за рулем. Водитель безвольно обмяк; фельдшеры скорой помощи обрабатывали рану. Олений рог, как кол, пропорол руку. Вдруг мужчина поднял глаза. Сердце у матери Кристофера екнуло: водителем оказался «молочник». Она знала, в темноте ее не видно, но все равно казалось, что этот пошляк смотрит прямо на нее и в голове у него вертится одно слово.

Курва.

Мать Кристофера без задержек проехала место аварии и решила не возвращаться на девятнадцатое шоссе. Чтобы снова не попасть в пробку. Она свернула и стала петлять по маленьким улочкам.

Проехала мимо старого дома Олсонов на углу. Кристофер тем временем приложил голову к холодному стеклу. Намерзший на нем иней растаял – так сильно горел лоб. Добрались наконец домой. На чердаке бревенчатого особнячка напротив, сидя у окна на чердаке, дремала все та же старушка.

С подъездной дорожки мать Кристофера заехала в гараж. Быстро вылезла из машины. Обойдя ее, открыла дверцу со стороны Кристофера.

– Выходи, солнце. Мы дома.

Кристофер не шевельнулся. Он неотрывно смотрел сквозь лобовое стекло. Как неживой, только облизывал сухие потрескавшиеся губы. Мать Кристофера наклонилась и взяла его на руки. Давным-давно она не носила его из машины домой на руках. Тогда он был таким маленьким. Теперь он так болен.

Не распускай нюни, черт подери.

Зайдя в дом, она понесла Кристофера наверх в спальню. Сняла с него старую школьную одежду, которую он надел на рождественское торжество. Боже, сколько же дней прошло? Два? Два с половиной? А казалось, целый год. Одежда так пропиталась потом, что ее пришлось стягивать, как змеиную кожу. Мать Кристофера отнесла сына в ванную и искупала, как в детстве, когда он помещался даже в раковину. Хотела смыть с его тела больницу. Смыть микробов. Смыть сумасшествие. Она прошлась по нему мочалкой с головы до пят, а потом одела в свежую любимую пижаму. Ту, с Железным человеком. Почему-то месяц назад он вдруг перестал носить пижаму с Плохим Котом.

Уложив сына в кровать, мать Кристофера укрыла его одеялом. Вернулась в ванную и достала из аптечки болеутоляющее. Думала, там несколько упаковок. Но нашла только пару таблеток детского тайленола и адвила.

– Кристофер, ты брал таблетки?

Лежа на кровати, Кристофер смотрел в окно на ночное небо. И молчал. Видимо, поворовывал тайком, решила мать Кристофера. Сколько он уже болеет? И зачем притворялся здоровым, чтобы только ходить в школу? Разве обычно дети поступают не наоборот? Мать Кристофера усадила сына в кровати и дала тайленол. Почувствовала, что подушка под шеей уже горячая, и автоматически ее перевернула. Уложила сына на прохладную сторону.

– Солнце, пойду приготовлю ужин, чтобы ты принял лекарство. А сейчас отдыхай, ладно?

Он лежал в кровати. Не отвечая. Не двигаясь. Мать Кристофера сбежала вниз по лестнице. Открыла пакетик куриного супа «Липтон» с вермишелью. Его любимый суп с самого детства. «Мне нравится мелкая вермишелька, мамочка».

Хватит, Кейт.

Она тряхнула головой. Плакать нельзя. Надо крепиться. Слезами горю не поможешь. Она бросила в воду для супа немного замороженных овощей – полезно. Поставила таймер микроволновки на пять минут. Достала хлеб, масло и сыр. Стала поджаривать сэндвичи. «Я люблю с корочкой, мамочка».

Прекрати сейчас же.

Пока готовилась еда, мать Кристофера распаковала пузырек с арипипразолом. Пробежала глазами инструкцию. Принимать можно было как во время еды, так и натощак, но она боялась, что натощак его вырвет, а это лекарство – единственное, что способно ему помочь. Единственное, что заставит голоса замолчать. «Папа ушел в мир иной». «Как это «ушел в мир иной», мамочка?»

Не распускай нюни, черт подери.

Не получалось. Ее глаза застили слезы, как облака застили глаза Эмброуза Олсона. Мать Кристофера вернулась к инструкции. Дошла до побочных эффектов. Усталость. Сонливость.

«Пусть поспит. Ему нужно поспать», – сказала она себе.

Головная боль. Тошнота. Отек слизистой оболочки носа. Рвота. Неконтролируемые движения – мышечные подергивания, тремор конечностей, ригидность мышц.

Твой сын такой же сумасшедший, каким был твой муж.

Мать Кристофера пнула кухонный шкаф. Так и разнесла бы эту кухню. Она не спала уже больше двух суток. Не позволяла себе спать. Все время прижимала к себе сына, пускавшего слюни во сне, и никто не мог сказать, что с ним. Да пропади пропадом вся эта система. Кучка алчных людишек, готовых отдать детскую койку любому, чья страховка принесет им тысячи долларов в день.

Хватит реветь, ты!

ДИНЬ.

Звякнул таймер микроволновки. Мать Кристофера в замешательстве огляделась. Таймер был поставлен на пять минут. Неужели они прошли? Она вынула суп. Перевернула сэндвичи с сыром и увидела, что они прекрасно подрумянились. Поставила все на поднос и взяла одну таблетку арипипразола. Для запивки налила полный стакан холодного молока. Из холодильника на нее пристально смотрела Эмили Бертович. Мать Кристофера вытерла слезы и пошла наверх, готовая покормить сына с ложечки, как делала в его раннем детстве.

Но Кристофера наверху не было.

– Кристофер? – позвала она.

Молчание. Она опустила поднос с едой и лекарством на стол. Бросилась к окну. Присмотрелась к снежному покрову на заднем дворе. Никаких следов. Только пара оленей в Лесу Миссии объедала вечнозеленые кустарники.

– Кристофер?! – закричала она.

И бросилась в ванную. В голове проносились кадры из прошлого. Воспоминания, которые она прятала, как прячут огнетушитель в стеклянный шкаф. При пожаре разбей стекло. Вот мелькнул тот день, когда пропал Кристофер. Потом – тот день, когда она пришла домой и увидела, что в ванне лежит муж без признаков жизни, а рядом плачет сын.

Она открыла дверь. На крыльце Кристофера не оказалось. Вернулась к себе в спальню. Проверила вторую ванную комнату. Побежала вниз. В гостиную. Может, он смотрит телевизор? Нет. На заднем дворе? Нет. В гараже? На кухне? Перед домом? Нигде не видно.

– Кристофер Майкл Риз! Выходи немедленно!

Ответа не было. Она посмотрела на дверь в подвал. Открыта. Мать Кристофера бросилась вниз, в темноту. Свернула за угол, щелкнула выключателем флуоресцентной лампы. И увидела сына, сидевшего на коленях перед диваном. Он был в сознании. Сна – ни в одном глазу.