Алексей Баев - Тики Ту [СИ]

Боже, сумасшедший дом какой-то.

Впрочем, сейчас об этом лучше не думать. А о чём? О чём тогда думать? Ясно лишь одно: о том, чтобы уйти в себя, как это сделала девчонка, Якушев даже не помышлял. Так? Похоже…

Миша взял со стола баночку из-под таблеток, отвернул крышку и вывалил себе на ладонь гелиолит, добытый из кулака младшей Аль-Заббар. «Размером с воробьиную голову, а тяжёлый, как кирпич», — вспомнил он слова Якушева.

Точное сравнение. И ещё — «жжёт, но ожогов не оставляет».

Опять в яблочко…

Вот только… сомнительно?

Слово, часто употребляемое в записках сгинувшего под обвалом художника, молнией сверкнуло перед глазами.

Сомнительно!

Конечно же, вот он! Вот тот самый ключ, который нужно было найти.

Сомнительно!

Миша вновь включил свет и, отыскав нужный листок, перечитал: «Без сомнений в Тики Ту не попасть, без веры оттуда не выбраться».

Агафонов, который принадлежал к породе тех людей, которые сначала действуют, а потом думают, как свои действия оправдать, был почти всегда чужд колебаний. Он твёрдо верил в свою счастливую звезду, а временные неудачи предпочитал списывать на случайности и «обстоятельства непреодолимой силы». Сомнения ж прятал глубоко в душе. Так было легче жить. Даже последний свой провал — измену Марины — Миша трактовал однозначно: «Женщина, которую любил, на поверку оказалась рядовой блядью». Никаких причин, почему такое положение вещей стало вообще возможным, Агафонов искать не хотел. Начнёшь копаться в себе — обязательно вылезут сомнения.

Сомнения… Появятся сомнения — пропадёт вера. А вера исчезнет — жить расхочется? Не это ли произошло с Власом Якушевым, когда тот решил покинуть реальную Землю и уйти в придуманный им (Или не придуманный? Или не им? Или…) Тики Ту. «Не скажу, что не боюсь смерти, но жизнь стала ещё хуже». Нет, вовсе не уран его высосал… Художник. Творческая натура, чёрт её дери. Ты, Влас Степанович, стал рабом собственных сомнений. Так?

А если так, то отсюда и вывод: верь и действуй, Мишаня. Действуй и верь.

Каким же нужно быть слабаком, чтоб подчиниться собственным сомнениям? Или отчаяние таки может вызвать полную безысходность? Может?

Агафонов перевёл взгляд на стену. И белые обои, украшенные крохотными чёрными квадратиками, кружками и треугольничками, как бы это странно ни прозвучало, дали ответ: «Твоя вера непоколебима, потому что ты, братец, не признаешь полутонов. Белый — хорошо. Чёрный — плохо».

А если серый? Хуже хорошего, но лучше плохого? Да пошло всё! Главное — вера непоколебима. Пусть и монохромна.

Моно… что? Постой, постой, постой… Ты ж, парень, тянешься к свету, даже не пытаясь вкурить, что белый луч истины раскладывается на многия цвета спектра её поисков. Ничего не упустил?

Да ты, чудак, элементарно слеп! Не видишь оттенков жизни — ни значения поступков, ни разных подходов, ни неоднозначности решений, ни простого человеческого счастья, наконец. Да! Ты веришь! Но ты, Агафонов — примитив. Знаешь, почему Навигатором выбрали именно тебя? Потому что ты… лишён сомнений? Нет, ты, братан, не творец. Ты обычный проводник.

Ты сможешь вытащить Дарию. Только ты. Ты, возможно, сможешь проникнуть и в Тики Ту. Или… А не боишься ли ты, Мишаня, что на кладбище веры, которое ты сейчас обустраиваешь собственными мыслями, возникнет нечто другое? Непонятное и… ужасное?

Миша схватился за пульсирующие виски и с трудом поднялся со стула. Подошёл к зеркалу. Из-за стекла на него глянул вполне приятной наружности крепко сложенный блондин среднего возраста. Белый спортивный костюм, украшенный чёрными полосками. Белая футболка с тремя чёрными звёздочками в области сердца. Белые кеды с чёрными стрелками по бокам…

Твою ж мать! Любимые цвета.

Нет, врёшь. Машина тёмно-синяя… Врёшь? Да не обманывай себя, парень. Ты прекрасно помнишь, как было дело. Хотелось купить именно эту модель… а в наличии были только красная и цвета «ночное небо». Лучше не сомневайся, а просто согласись: ты, Михал Михалыч, не созидатель. Ты, брат, всего лишь оживший путеводитель. Вот и гордись своей нерушимой верой.

Ты ж Навигатор, мля. На-ви-га-тор.

Но как быть с картинами? С живописью?

Нет, Мишань, ещё не всё потеряно. Ты любишь краски. Любишь. И не только масляные, акварельные… Какие там ещё? А море? Лес? Архитектура, наконец… Вспомни свои же эскизы! И перестань. Не унижайся перед собой… Навигатор!

Всё нормально. И ты — нормальный человек. Даже творец. Пусть, всего чуточку.

Вот в это и верь. И в себя.

Без пяти десять Миша вышел из квартиры и запер за собой дверь не на один замок, а на оба, что делал лишь в исключительных случаях. Когда уезжал больше, чем на два дня.

Будучи человеком самодостаточным и даже самоуверенным, Агафонов не был лишён тщеславия, посему размышления часовой давности не только не возбудили предательских сомнений, но лишь раздразнили аппетит. Неуёмный. Приятно ж попробовать новое блюдо. Ну, если это, конечно, не жаренные на солидоле тараканы.

В конце концов, тотальная поляризация мира — не такая уж бредовая идея. Краски красками, оттенки оттенками, но есть чёрное и есть белое. Есть. А неверие в собственные силы — непозволительная роскошь. Тем более сейчас, когда девчонку надо вытаскивать из её дурацкого состояния. В себя она ушла! Нет, дело не в деньгах, которые заплатит щедрая мамашка за спасение единственного чада. Хотя, если не кривить душой, в них тоже. Но главное в другом. Взялся решать проблему — реши её. Любой ценой. Бросать на ветер обещания — это ж терять авторитет. Не только в чужих глазах, но и в собственных. Плохо. «Чёрное».

Серебристый «ламборгини» нервно подрагивал у подъезда, нашёптывая урчащим, голодным до гонки мотором техногенные сказки московской ночи. Ферериус, оперевшись локтем на крышу, стоял лицом к подъездной двери и докуривал сигару, крохотный огрызок которой мерцал на фоне чёрного неба далёким красным карликом, обволакивая светом и дымом шевелюру продюсера (или кто он там?) в мистический кокон.

— Добрый вечер, — поздоровался Миша. — Едем? Или постоим, подождём падающей звезды?

— Да будет вам известно, Михал Михалыч, что в это время года звёзды падают крайне редко, — саркастически заметил Ферериус. — Если вообще звезда способна упасть… Вы хотите загадать желание? Изложите его мне. В письменной форме и в двух экземплярах. Постараюсь исполнить.

— Вы серьёзно? — не смог сдержать улыбку Миша.

— Абсолютно, — театрально склонил голову Ферериус, впрочем, тут же всё испортил, выплюнув окурок на землю. — Не дождётесь. Ладно, пора ехать. Вам дверь открыть?

— Если не затруднит, — пожал плечами Агафонов. — Впрочем, я могу и на капоте. Как свадебная кукла.