Бентли Литтл - Боги Лавкрафта [сборник litres]

– Ты не можешь морить нашего ребенка голодом и жаждой, – сказал она. – И как насчет того, чтобы не спать? Если об этом узнают в службе опеки… Боже, да как вообще этот тип может законно проводить свои фокусы с малолетними?

– Ты преувеличиваешь. Вода у нас будет. Абсолютно точно. Это пустыня. Или ты думаешь, что я сошел с ума? Хочу тебя спросить, да откуда вообще ты взяла все это? Я не намереваюсь оставлять его без внимания. Небольшой легкий пост еще никого не убил. Пост полезен для здоровья. Полезнее, чем его обычный режим питания. Знаешь, я даже слегка оскорблен тем, что ты считаешь, что я не вмешаюсь при необходимости.

Она вздохнула.

– Дело не в тебе, а в Ли. Или в том, какими вы становитесь вместе. Зная его, могу предположить, что он способен выбросить твои запасы провианта с утеса, чтобы произвести впечатление на мальчишек.

– Нет, он такого не сделает.

– И ты позволишь ему это сделать – для того лишь, чтобы доказать, что ничем не уступаешь ему.

– Эй, это нечестно. Ты прекрасно знаешь, что я позабочусь о Натане. С ним не случится ничего плохого.

Вибрирует все. Формации полосатого песчаника пульсируют в диапазонах кроваво-красного, лавандового и желтого, как кость, цветов. Небо расширяется и сжимается подобно коже похоронного барабана с каждым биением моего сердца и под всем, нет – внутри всего жужжит подобно столкновению пылающих огнем атомов всенаполняющий звук погремушек – кератиновых колец, танцующих на змеиных хвостах, и весь мир покорен этому гипнотическому ритму. Звуку столь же богатому, как исполняемая цикадами симфония, однако я не видел никаких насекомых в полыни и меските. Я покрыт потом, колени и локти мои ободраны, и я словно под кайфом, однако я еще не баловался наркотиками – пока еще, до поступления в колледж, я даже еще не пробовал травку, в отличие от Адама – этот его опыт был последним, который он испытал раньше меня, и стал навсегда последним из того, что он испытает раньше меня, однако я еще не знаю этого и пытаюсь осмыслить все эти искажения восприятия. Неужели причина действительно кроется в недостатке еды и сна? Возможно ли, что минимальное нарушение ритма телесных потребностей способно настолько быстро исказить твое восприятие, послать тебя в такую даль? Я испуган. Мы заблудились. Горло мое охрипло от криков, я все время зову взрослых, но пытаюсь сберечь остатки воды во фляге, и это не сон. Не сон, однако он не оставляет меня. Не оставляет меня множество долбаных лет.

Поза Адама меняется, когда он поднимается на верх склона и проходит под аркой, оставляя мокрый и серый отпечаток ладони на известняке. Он замирает, и, честное слово, я слышу, как дыхание остановилось в его груди. Он медленно отступает и стаскивает с плеч лямки своего рюкзака. Рукой нащупывает телескопическую лопатку, подвешенную к нему, не отводя глаз от того, что лежит за аркой, что скользит через порог, изгибается перед ударом.

Зеленый гремучник пустыни Мохаве, футов четырех в длину, с черными и белыми кольцами возле хвоста. Нам рассказывали о них в школе, и поэтому я знаю, что змея глуха, невзирая на наличие погремушки, что между ноздрями и глазами у нее расположены термочувствительные ямки, что она ужасно агрессивна и обладает куда более сильным ядом, чем ее кузен, американский гремучник, – часто смертоносным нейротоксином. В рюкзаке Ли находится противоядие, однако это сейчас ничего не значит для нас, если только взрослые не найдут нас, или же мы не найдем их, а мы потерялись вполне преднамеренно, и я молю бога o том, что они знают, где мы находимся, и на самом деле просто стараются не попасть нам на глаза, залегли где-то неподалеку и не обращают внимания на наши просьбы о помощи, чтобы испытание не потеряло смысл, чтобы мы испугались, однако крики мои были настолько отчаянными, что они должны были прийти. Они должны были прийти.

Змея изгибается восьмеркой, поднимает голову, трещотка на хвосте обращена вверх… она вибрирует, как все вокруг в этом мире обостренного восприятия, превращаясь в прозрачное серое пятно.

Адам, сжимая лопатку, пятится назад, посылая щебенку и пыль вниз по склону, ко мне, держа обеими руками ручку лопатки, словно копье, однако в руках его не лопата, а саперная лопатка – слишком маленькая, слишком узкая, слишком короткая. Должно быть, он в панике. Квадратная лопата легко отхватила бы голову пресмыкающегося, но эта? Ее штык имеет треугольную форму, как и голова змеи. Ему придется действовать быстрей, чем змея. Ему придется нанести удар без малейшей ошибки.

Я открываю рот, чтобы выкрикнуть нет , однако он втыкает лопату в землю, наваливаясь на нее всем весом, и мне даже хватает времени, чтобы подумать, что он копает землю на собственной могиле, однако тут голова змеи выкатывается между его походными ботинками, катится вниз по осыпи. Челюсти ее все еще дергаются, истекают ядом, и я отпрыгиваю в сторону с животным воплем, чем-то средним между стоном и визгом, удивившим меня самого незнакомой интонацией.

Но тот, другой звук, звук под землей и в сердце всего, треск и гул каннибальского Творения продолжается.

Адам поворачивается ко мне лицом, бледным на фоне ржавого песчаника.

– Не трогай, – говорит он. – Знаешь, что рассказывают про отрубленные змеиные головы? Они до заката не умирают.

Дерьмовое приключение это случилось со мной в 13 лет и вновь накатило на меня в 31 год. Или это я вновь накатил на него. 1331: сложим все цифры и получим восьмерку. Положим ее на бок, и получим бесконечность, или змею, готовящуюся к броску. Возможно, я так никогда и не пережил это приключение, так и не поверил тем выдумкам, которые рассказали мне потом взрослые. Которые они рассказали тогда полиции, в школе и друг другу.

Дэнни Змеиная Кость не слишком состарился. Быть может, потому, что в жилах его текла индейская кровь, быть может, по какой-то другой причине. Погода для конца ноября стояла хорошая, и он согласился отвезти меня на земли Моапа Пайюте к северу от Вегаса, в резервацию, в которой он жил, когда мой отец нашел его 1994 году. После полудня мы выехали в джипе, который Дэнни держал в арендованном гараже на той же самой улице. Он забросил свою трость на заднее сиденье, после моего рюкзака и спального мешка. Вещи свои я взял только потому, что мне негде было оставить их. Я не намеревался ночевать в пустыне.

Джип пропах сигаретами. По радио крутили рок-н-ролл, на зеркале заднего вида болтался пыльный амулет «ловец снов». Я заплатил старому знахарю две сотни долларов за поездку и роль проводника, однако говорить он был не слишком настроен. Он курил и вел автомобиль, а я наблюдал за тем, как растворяется вдали город и как серебристые облака наползают на Мохаве.