Наталья Калинина - Призрачный остров [litres]

– Ты до сих пор по нему скучаешь, – подвела итог Анфиса. Марина не ответила, заерзала, будто отсидела ногу, а затем кивнула Стефании:

– Теперь твоя очередь.

– Я о себе уже рассказала.

– Только о профессии, – напомнила Анфиса, – а о личной жизни – нет.

– Я не люблю говорить о личном. Впрочем… Тут и рассказывать нечего! Недавно рассталась с парнем. Ничего серьезного и болезненного. Так, встречались, планов на будущее не строили. И разошлись по обоюдному согласию.

– А ты вообще влюблялась? – жадно спросила Анфиса. – Вот Марина, похоже, до сих пор любит бывшего мужа. А ты?

– Если скажу, откровенничать придется и тебе!

– Ночь длинная! – лукаво парировала Анфиса. – Ну? Влюблялась?

– Влюблялась, – улыбнулась Стефания.

Данила встал и отошел к куче хвороста. Женские откровения, похоже, ему осточертели.

– Взаимно? – допытывалась Анфиса.

– Там все было сложно… А потом он умер. Мне правда не хочется об этом говорить.

– Ох!

– Твоя очередь, – сказала ей Стефания. Анфиса не стала отнекиваться, подсела поближе к огню, так, что его отблески теперь освещали ее лицо, и вдруг тихо запела грустную песню на иностранном языке. Голос у нее оказался неожиданно глубоким, грудным и чистым.

Не только Стефания с Мариной слушали Анфису в изумленном молчании. Когда ее голос к середине куплета набрал силу в эмоциональном крещендо, Данила вернулся к костру и до окончания пения не сводил с Анфисы недоверчиво-восхищенного взгляда. И то ли печаль мелодии передалась Стефании, то ли песня задела старые воспоминания, но ей вновь стало грустно и одиноко, но не от того, что они оказались на этом острове, а потому, что рыжий был с нею груб, насмешлив и с трудом терпел ее общество, тогда как на Анфису смотрел таким взглядом. Ей не должно быть никакого дела до Данилы и его симпатий, но отчего-то Стефания испытала желание встать и уйти в ночь по берегу. Может быть даже наконец-то расплакаться… Но ничего подобного она не сделала и искренне поаплодировала Анфисе, когда та закончила петь.

– В песне говорится о птице, которая попала в клетку. И только когда она поет, чувствует себя свободной. Это старая испанская песня.

– Ты говоришь на испанском? – заинтересовался Данила.

– Немного, – скромно улыбнулась Анфиса. – Но только потому, что мне понравились несколько песен.

– Это твой репертуар? – оживился он, будто невзначай подсаживаясь к ней ближе.

– Нет.

– А что-нибудь из твоего споешь? Или пока не выйдет диск, не можешь обнародовать? – подключилась к расспросам Марина.

– Нет, отчего же… – Анфиса поднялась на ноги, приняла эффектную позу – вздернула подбородок, изогнулась в талии и сделала грациозный жест рукой, а потом запела – но совсем не то, чего от нее ожидали слушатели. Тягучие и проникающие в сердце минорные тональности испанской песни на этот раз сменили задорные ритмы. Глубокий и низкий от природы голос пытался вытянуть высокие ноты. Она не фальшивила, но ее старания были слишком явными. Из пения исчезла легкость, Анфиса будто на цыпочках силилась дотянуться до не своей высоты, да и сама мелодия оказалась несложной, хоть и навязчивой. Но Анфиса пританцовывала, соблазнительно изгибалась, вертела бедрами и, похоже, наслаждалась своим выступлением.

– Стоп! Стоп! – не выдержал первым Данила. Анфиса оборвала себя на полуслове и бросила на него недоуменный взгляд.

– Ты что, прикалываешься?

– Нет. Почему? – непонимающе спросила она. – Это моя песня.

– Сама сочинила? – сощурился Данила.

– Нет, мой продюсер. Вернее, Гоша нанял композитора и поэта.

– Поэта! – расхохотался рыжий. – «Обними меня за по, будем делать йо-йо-йо!» Это ж каким одаренным надо быть, чтобы такое придумать! Тебе самой не стыдно?

Анфиса в своей манере фыркнула и обиженно поджала губы. Стефания бросила предостерегающий взгляд на Данилу: только ссоры им не хватало! Но он то ли не заметил ее знака, то ли уже не мог остановиться.

– Да этого «поэта» вместе с твоим продюсером надо подвесить за «яй»! Пусть будет им «ай!». Остальные твои песни такие же?

Анфиса не ответила, но, с трудом сдерживая злость, громко засопела.

– Ясно! Такие же. В топку твой диск!

– Ой-ой, за такую критику кое-кого подвесят за… гм, чувствительное место прямо сейчас, – четко выговорила Марина, поднимаясь с места, и на всякий случай встала между сжавшей кулаки Анфисой и Данилой.

– Да это ж такой кошмар, что кровь из ушей! – не унимался он. – Это не твой репертуар, Анфиса! Не твой тембр! Все это не твое! Твое – это та баллада, которую ты нам спела! Твое – это томная грусть. Твое – это сложные мелодии и поэмы, а не три ноты и набор звуков вместо слов! Этот Гоша уничтожает тебя как певицу! У тебя такой голосище, такой потенциал, такая мощь! А он тебя вот в этом…

Рыжий презрительно кивнул на микроскопические шортики девушки.

– …Отправляет на сцену блеять про «йо-йо-йо».

– Не надо так про Гошу! – заорала Анфиса, подлетела к Даниле и вдруг с силой забарабанила кулаками по его груди. Не ожидая нападения, он покачнулся и, чтобы удержать равновесие, отступил.

– Данила! Анфиса! – подскочила уже Стефания и тоже, как и Марина, встала между ними.

– Пусть он не трогает Гошу! – вопила певица, размахивая кулаками и пытаясь из-за спины Марины дотянуться до Данилы. – Я не знаю, где он! Что с ним стало! И вообще, ты откуда такой грамотный взялся! «Не твое»! Да что ты понимаешь, эксперт хренов!

В ее голосе послышались злые слезы и такое неожиданное отчаяние, что Данила переменился в лице, в его глазах промелькнула растерянность. Похоже, он уже жалел о том, что так резко раскритиковал песню.

– Данила! – Марина решительно потянула его за руку, тогда как Стефания пыталась оттащить от рыжего разбушевавшуюся Анфису. – Остынь! Чего ты и в самом деле так разошелся? Оба остыньте! Драк нам только не хватало!

– О’кей. – Он шумно выдохнул, сдавил ладонями голову и потер виски. – О’кей! Извини. Мир?

Анфиса фыркнула, нехотя сжала протянутую руку и отвернулась.

– Ты невыносимый, рыжий! Знаешь? – буркнула Марина.

– От вас и узнал, – усмехнулся Данила. – А ты, Анфиса, талантлива! Не злись. Я невыносимый, что поделать.

Анфиса скосила на него глаза, но промолчала. Стефания с Мариной переглянулись и с облегчением перевели дух. Похоже, после того как эти двое выпустили пар, на какое-то время покой в их компании обеспечен.

– Ладно, – Данила сунул в карманы руки, – пора на боковую. Кто останется на дежурстве?

– Я, – вызвалась Стефания.

– Мне лучше встать на рассвете, – подключилась Марина.

– Хорошо. Ты – последняя. Анфиса?

– Я перед Мариной, – буркнула та.

– Ясно. Разбуди меня следующим, – бросил Данила через плечо Стефании, сдернул с ветки одно из выстиранных одеял и отправился укладываться неподалеку от костра. Остальные последовали его примеру. Усталость сделала свое дело: после недолгой возни товарищи по несчастью забылись тревожным сном.