Альфред Хичкок - Музей Монстров [сборник litres]

Конни заплакала. Ей было жаль себя, сгоревшие деревья и кусты. И еще она горевала о миссис Уинстон. Да, один из бандитов пытался убить ее. Она могла стать новой жертвой тех, кто грабил и калечил горожан. Но Конни оплакивала горе пожилой вдовы. Там на площадке возле дома, озираясь, как загнанный зверь, стоял озлобленный преступник. И миссис Уинстон была его матерью.

В комнате было тепло и чисто. Она задернула шторы и включила две лампы на столе – свою и ту, что освещала пространство у пустого кресла. Чуть сбоку на полке буфета стояли два высоких бокала, графинчик с содовой водой и бутылка виски. В прозрачном термосе виднелись кубики льда. Мэри Мелони ожидала возвращения мужа.

Она вновь и вновь посматривала на часы, но беспокойство не имело к этому ни малейшего отношения. Просто ей нравилось следить за тем, как убегали минуты, и приближался долгожданный миг – миг встречи с любимым мужчиной. Она улыбнулась и, сладко вздохнув, склонилась над вязанием. Мэри находилась на шестом месяце беременности. Ее кожа будто светилась изнутри. Мягкий рот и милая улыбка придавали лицу безмятежный вид, а глаза казались большими, глубокими и темными.

Когда до пяти часов осталось десять минут, она начала прислушиваться, и через несколько мгновений – какая пунктуальность! – на аллее раздался скрип тормозов, тихо хлопнула дверь машины, и мимо окон мелькнула тень. Услышав щелчок замка входной двери, Мэри отложила вязание и пошла в прихожую, чтобы поцеловать мужа сразу, как только он войдет.

– Здравствуй, милый, – сказала она.

– Привет, – ответил он.

Она подхватила его плащ, быстро повесила одежду в шкаф и поспешила в гостиную, чтобы приготовить напитки – покрепче для него и послабее для себя. Потом Мэри вернулась к вязанию, заранее зная, что муж сейчас сядет напротив, возьмет свой бокал, и кубики льда звякнут о тонкое стекло.

Она наслаждалась такими моментами. Она могла бы рассказать обо всем, что случиться дальше. Ее муж не скажет ни слова, пока не выпьет первый бокал, и она тоже будет сидеть и молча смотреть на него, упиваясь тихой радостью после долгих часов ожидания. В присутствии этого мужчины ее переполнял восторг. От него исходило какое-то уютное мужское тепло, и она чувствовала его, когда они оставались вместе. Мэри любила в нем все – и как он сидел, и как входил в комнату, и эти медленные шаги по ковру гостиной. Она любила его отрешенный взгляд, колючие искорки в глазах и усталую молчаливость, которая исчезала после бокала виски.

– Еще один трудный день, дорогой?

– Да, – ответил он. – О Боже, как я устал.

И тут ее муж сделал нечто необычное. Он поднял бокал и одним глотком осушил его до дна. Она не видела этого момента. Но услышав, как кубики льда упали на дно, Мэри удивленно подняла голову и увидела в его руке пустой бокал. Муэ опустился в кресло, затем резко вскочил на ноги и нервно зашагал по комнате.

– Я приготовлю тебе еще! – сказала она, поднимаясь со стула.

– Сиди, – ответил он и налил себе сам.

Мэри заметила, что он почти не разбавлял виски содовой.

– Милый, если хочешь, я приготовлю ужин.

– Не надо.

Она с сочувствием смотрела, как он напряженно потягивал темно-желтый напиток.

– Я думаю, это просто свинство, что такого пожилого полицейского гоняют по улицам, как мальчишку. Неужели они не понимают, что человеку твоего возраста уже трудно проводить весь день на ногах?

Он не ответил, и она снова склонилась над вязанием. Каждый раз, когда муж поднимал бокал, она слышала позвякивание льда о стекло.

– Милый, может быть нарезать сыр? Извини, сегодня четверг, и я не делала ужин.

– Мне ничего не надо, – ответил он.

– Если ты решил не ходить в ресторан, то еще не поздно, – продолжала она. – В холодильнике есть мясо и овощи. Я могу приготовить такое объедение, что пальчики оближешь, и тебе даже не придется вставать с кресла.

Она ждала ответа. Ее устроил бы любой намек – улыбка, легкий кивок или взмах руки. Но он не обращал на нее никакого внимания.

– В любом случае я принесу сыр и печенье.

– Я ничего не хочу, – повысил он голос.

Мэри покорно пригнула голову и украдкой взглянула на мужа.

– Но ты должен поужинать. Мне это не составит труда, дорогой. Я и сама с тобой поем. Что ты хочешь, свинины или баранины? В нашем холодильнике есть и то, и другое. Выбирай.

– Да забудь ты о еде, – вскричал он.

– Но, милый, как же без ужина? Давай я все приготовлю, а ты потом посмотришь и решишь окончательно – кушать или не кушать.

Она встала и положила вязание на стол перед лампой.

– Сядь, – сказал он. – Сядь, я прошу тебя.

И вот тогда Мэри испугалась по-настоящему. В ее больших глазах сверкнули слезы обиды. Она медленно опустилась на стул и положила дрожавшие ладони на почти готовые ползунки. Он хмуро поставил пустой бокал на стол и тяжело вздохнул.

– Мэри, я должен кое-что тебе сказать.

– Да, милый? Что-то случилось?

Какое-то время он молчал, опустив голову. Свет лампы освещал его волосы и лоб, оставляя в тени нижнюю часть лица. Она видела, как подергивается жилка в уголке его глаза.

– Наверное, это будет для тебя большим ударом, – сказал он. – Но ты должна знать правду. Мне очень неловко, Мэри. Надеюсь, ты поймешь меня и простишь. Как бы там ни было, я решил рассказать тебе обо всем… Прямо сейчас!

И он рассказал ей о своей новой семье. Для этого не потребовалось много времени – каких-то пять или шесть минут. От ошеломления и ужаса у Мэри сдавило горло. Она молча смотрела на него, и с каждым словом он становился все дальше и дальше от нее. Сердце пронзила боль, и с губ сорвался тихий стон.

– Мне очень жаль, Мэри, – говорил он. – И я знаю, что покидать тебя в такое время подло, но у меня нет другого выбора. Конечно, я оставлю тебе этот дом и деньги. Если хочешь, мы можем даже иногда встречаться. Но пойми, я люблю ее и ничего не могу с собой поделать. Только не поднимай скандала, ладно? Это очень плохо отразиться на моей работе.

Она закрыла глаза и покачала головой. Нет, не надо все воспринимать всерьез. Он просто шутит. Или это дурной сон, который скоро кончится. Если вести себя по-старому, как будто она ничего не слышала, жизнь вернется в прежнее русло. А потом она проснется, и все будет хорошо.

– Я пойду приготовлю ужин, – прошептала она, и на этот раз он даже не пытался остановить ее.

Мэри шла по ковру и не чувствовала ног. Она вообще ничего не чувствовала – разве что легкую тошноту. Мебель, стены и вещи стали какими-то новыми и недобрыми – лестница на второй этаж, выключатель, холодильник… Тело действовало как хорошо настроенный автомат. Рука сама потянулась в морозильник, наткнулась на что-то твердое и вытащила большой сверток, обернутый в несколько слоев бумаги. Она машинально развернула обертку и поднесла предмет к глазам.