Амброз Бирс - Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5 [Компиляция, сетевое издание]

— Да, и вот еще один, — пробормотал он, просматривая тонкую брошюру. — «Видения Йаддита», стихи Ариэль Прескотт, «Погребальный дом», издана: Лондон, 1927 год. Я слышал о ней, разве она не умерла в сумасшедшем доме?

— Да, в Оукдине, — коротко сказал я. — А вот пресловутый выпуск «Шепотов» января 1922 года, в котором содержится знаменитая — или позорная! — история Рэндольфа Картера «Чердачное окно». За эту копию можно получить хорошие деньги, продав ее правильному коллекционеру, ведь когда появилась эта история, она вызвала такое отвращение, что каждый известный номер этого журнала был изъят из газетных киосков.

Брайан бегло просматривал другие журналы, шелушащиеся и пожелтевшие от времени.

— Кто такой Филлип Говард? — с любопытством пробормотал он.

— Автор нескольких коротких рассказов, которые могли бы порадовать души По и Бирса, — заявил я. — «Дом червя», вероятно, самый известный: по крайней мере один молодой читатель, студент из Университета Среднего Запада, как я считаю, сошел с ума из-за этого. Еще одна его история — находится в журнале, который ты смотришь: «Осквернители», так она называется; я помню статью в «Партриджвилль Газетт», где говорится, что журнал получил не менее трехсот писем возмущенного негодования, когда они опубликовали эту историю.

— Не знал, что у дяди были такие болезненные вкусы в литературе, — удивился он. Затем, подняв глаза:

— Что там у тебя еще есть?

— Оригинальные манускрипты, — прошептал я почти почтительно. — Я не думаю, что ты когда-нибудь слышал об этом ужасном молодом гении, Роберте Блейке? Я полагаю, нет; ну, он умер только в прошлом году, в конце концов… но слухи до сих пор крутятся вокруг его историй.

Я смотрел на исписанные аккуратным почерком страницы, носящие такие названия — «Шаггаи», «Гурман со звезд», «Лестница в склепе», «Роющие у корней» и «В долине Пнат».

— Когда-нибудь они должны быть опубликованы, чтобы все могли прочитать их, — пробормотал я, жадно просматривая бумаги.

Но Брайан изучал эту кипу бумаг в недоумении.

— Если они такие редкие и ценные, зачем скрывать их за другим рядом книг? — спросил он почти с вызовом. — Я всегда думал, что коллекционерам нравиться хвастаться своими сокровищами — так почему?

Я взглянул на него.

— Не знаю, — честно сказал я.

Мы отправились завтракать в небольшой ресторанчик и закупили кое-какие продукты на обед, так как коммунальные услуги здесь не предоставлялись, и гораздо приятнее было бы приготовить что-нибудь самим, чем снова выйти под дождь. Мы провели остаток дня, каталогизируя мебель и картины; я не очень разбираюсь в антиквариате, но для меня все выглядело очень ценным. Немного удачи и каждый из нас уйдет отсюда с большой суммой денег. Другое дело — реальная стоимость дома дяди Хирама; то, что город прозябает в упадке, а так же близость дома к Полю Хаббла — может привести к снижению стоимости при продаже.

Я размышлял над этими вещами, пока ходил среди антикварных коллекций моего дяди, когда меня настиг испуганный крик Брайана.

— Что происходит? — потребовал я, присоединившись к нему в библиотеке. — Ты едва не довел меня до сердечного приступа…

Затем я замолчал. Брайан взволнованно улыбался мне, стоя рядом с дверным проемом в книжных полках.

— Секретная комната! — воскликнул он, глаза его заблестели мальчишечьим восторгом. — Я искал за полками, чтобы посмотреть, есть ли еще какие-нибудь скрытые книги, и, должно быть, как-то активировал этот механизм. Я сам напугался до смерти! Посмотрим…

Я заглянул поверх его плеча в узкую, маленькую, тесную, душную комнатку, открывшуюся взгляду, когда один из книжных шкафов качнулся в сторону, как дверь. Внутри тайной комнаты было так темно, что сначала все, что я мог видеть, было огромным куском древней мебели из дуба. Мне потребовалось несколько минут, чтобы определить это.

— Мой бог! Это адумбри; выглядит подлинным, — выдохнул я.

— Что…

— Вид средневекового книжного шкафа. Монахи в старых монастырях использовали их, чтобы складывать плашмя книги, которые были слишком большими, чтобы стоять на ребре, — рассеянно сказал я.

— Похоже, они оставили несколько из них здесь, — заметил он. Ибо здесь находился целый ряд огромных томов — книги, обернутые в пергамент, сморщенный и пожелтевший от времени, или в шелушащуюся черную кожу. Я достал один, скривив лицо от запаха древней плесени и распада, который возник, едва я коснулся книги.

В следующее мгновение страшная догадка возникла у меня. Я держал в своих руках елизаветинский фолиант невероятного возраста, манускрипт, написанный неразборчивым почерком на толстых листах превосходного пергамента. И титульная страница носила надпись: «Аль-Азиф, Книга араба, названная „Некрономикон“, Абдула Альхазреда, переведенная на новый английский мной, мастером Джоном Ди, Мортлейк, Доктор искусств».

Даже Брайан не мог не находиться под впечатлением от этого открытия, несомненно помня, что я называл «Некрономикон» «одной из самых редких книг в мире», как оно и было. Она стоила, я полагаю, тысячи… даже больше, если она действительно была тем, чем казалась. То есть я не являюсь экспертом в елизаветинском или якобинском почерке, но огромные страницы фолианта выглядели достаточно старыми, чтобы быть написанными рукой доктора Ди. Может ли эта книга быть оригинальной рукописью?

— Вот еще один, — задумчиво пробормотал Брайан. — «Livre d'Ivon»…

— …«Книга Эйбона», — сказал я с изумлением и взглянул на нее — древний манускрипт в переплете был потрепан и находился в удручающем состоянии, его страницы были порчены водой и покрыты разводами плесени. Но до сих пор еще давно устаревший нормандский французский казался достаточно разборчивым… к тому же, каллиграфия почерка выглядела достаточно старой, чтобы принадлежать руке Гаспара дю Норда…

Постепенно шоковое состояние отступило. Ошеломленный ум больше просто не мог терпеть. На полках были и другие книги, но мы не смотрели на них. Свет из открытой двери раскрыл каббалистические узоры, прорисованные мелом на полу, любопытные и как ни странно непристойные инструменты из латуни, меди или стали сверкали на самой верхней полке; воздух был наполнен ароматами распада и разложения, спертый и совершенно испорченный. Неожиданно я почувствовал боль в животе: теперь я знал, или подумал, что знал, почему дядя Хирам разорвал отношения со своей семьей.

Это было не его желание, а их. Уинфилды имели очень древние корни; слухи и шепоты об отвратительном ведьмовском культе, выжившем в нашем проклятом уголке Новой Англии, говорили о них, смешанные со слухами о некоторых волнующих и тревожных делах в Аркхеме, Иннсмуте и Данвиче.