Джо Хилл - Носферату, или Страна Рождества [litres]

– Мост хочет, чтобы ты его искала, – сказал Луи.

– Я могу найти его, – прошептала она. – Могу отыскать Дом сна. Как уже было сказано, я ехала по мосту, пока не раздолбала чертов мотоцикл.

– Наверное, цепь слетела. Тебе повезло, что ты не перевернулась.

Она открыла глаза и сказала:

– Ты должен починить его, Луи. Ты должен починить его сегодня вечером. Так быстро, как сможешь. Скажи Хаттер и полиции, что не можешь уснуть. Скажи им, что тебе нужно чем-то заняться, чтобы выбросить тревоги из ума. Люди реагируют на стресс странным образом. А ты механик. Они не будут задавать тебе лишних вопросов.

– Мэнкс предложил тебе найти его. Что, по-твоему, он собирается сделать с тобой, когда до этого дойдет?

– Пусть думает о том, что с ним сделаю я.

– А что, если он не будет ждать тебя в Доме сна? Привезет ли тебя мотоцикл в любое место, где он окажется? Даже если он будет двигаться?

– Не знаю, – сказала Вик, но подумала: Нет!

Она не понимала, откуда исходила такая уверенность, но не сомневалась в своих выводах. Вик смутно помнила, что однажды искала потерянного кота – Тейлора, подумала она, – и нашла его только потому, что он умер. Если бы он был жив и продолжал перебегать с места на место, мост не имел бы опорной точки для настройки. Он пересекал расстояние между потерянным и найденным, но только если потерянное оставалось в одной локации.

Луи заметил сомнение на ее лице, и она продолжила свою мысль:

– Это не важно. Мэнкс однажды остановится, верно? Чтобы поспать. Поесть. Его машина должна остановиться. И когда это произойдет, я доберусь до него.

– Если ты спросишь меня, считаю ли я бредом твою ерунду о мосте, то мой ответ будет отрицательным. Однако эта часть твоей истории действительно сумасшедшая. Используя байк, найти его, чтобы он смог уделать тебя окончательно? Закончить дело, которое он начал вчера вечером?

– Ничего другого не остается.

Она посмотрела на дверь.

– И, Луи, это единственный путь, если мы хотим вернуть Вейна. Копы не найдут его. А я могу. Ты починишь «Триумф»?

Он вздохнул – огромное и взволнованное извержение воздуха, – а затем сказал:

– Я попытаюсь, Вик. Я попытаюсь. При одном условии.

– Каком?

– Когда я починю его, ты возьмешь меня с собой.

Долгое время – бесконечное время покоя и мира – Вейн спал, и когда он открыл глаза, то понял, что все это было правдой.

NOS4A2 мчался сквозь темноту – неумолимая торпеда, вспенивающая бездонные глубины. Они поднимались на низкие холмы, «Призрак» проходил повороты, словно катил по рельсам. Вейн приближался к чему-то чудесному и прекрасному.

Снег падал мягкими снежинками, похожими на гусиные перья. Дворники со скрипом убирали их прочь.

Они миновали одинокий фонарь – двенадцатифутовый леденец, который разливал вокруг вишневый цвет, превращая падавшие снежинки в перья яркого пламени.

«Призрак» шел вдоль высокой дуги подъема, которая открывала вид на огромное плато внизу – серебристое, гладкое и плоское. На дальнем конце возвышения были горы. Вейн никогда не видел таких гигантов… В сравнении с ними Скалистые горы выглядели холмиками. Самые маленькие из них имели пропорции Эвереста. То была гряда огромных каменных зубов – точнее, клыков, настолько острых и больших, что они могли бы пережевать мерцающее небо. Скалы в сорок тысяч футов высотой пронзали ночь, выталкивая темноту к сияющим звездам.

Над всем этим дрейфовал серебристый и похожий на косу лунный серп. Вейн едва не отвел взгляд в сторону. У луны был изогнутый нос, задумчивый рот и полуприкрытый дремлющий глаз. Когда она выдыхала, ветер проносился по долинам, и серебристая цепь облаков бежала через ночь. Глядя на это, Вейн чуть не захлопал в ладоши от восторга.

Невозможно было отвести взгляд от гор. Неимоверно высокие циклопические пики притягивали взгляд Вейна, как магнит – железные стружки. Там – в выемке на двух третях пути по самой большой из ближайших гор – светилось бесценное сокровище, прикрепленное к скалистой поверхности склона. Оно сияло ярче, чем луна, и ярче любой звезды. Оно горело в ночи, как факел.

Страна Рождества.

– Ты можешь высунуться в окно и попытаться схватить одну из этих сахарных снежинок! – посоветовал мистер Мэнкс, сидевший на переднем сиденье.

На миг Вейн забыл, кто вел машину. Его перестал заботить этот вопрос. Неважная информация. Главное, попасть туда! Он ощущал пульс желания – стремление быть там; въезжать в ворота из леденцов.

– Сахарная снежинка? Вы хотели сказать, просто снежинка?

– Если бы я хотел говорить о снежинках, то так бы и сказал. А это чистый сахар, и если бы мы летели в самолете, то скользили бы между облаков из сахарной ваты! Давай, опусти стекло! Поймай снежинку и посмотри, лжец я или нет!

– А не будет холодно? – спросил Вейн.

Мистер Мэнкс посмотрел на него в зеркало заднего вида. В уголках его глаз собрались веселые морщинки. Он больше не выглядел ужасным. Он казался молодым – и даже если не очень симпатичным, то, по крайней мере, элегантным – в черных кожаных перчатках и длинном плаще. Его волосы тоже были теперь черными и выскальзывали из-под обшитой кожей шапочки, открывая высокий безупречный лоб.

Рядом на переднем сиденье спал Человек в противогазе. На его щетинистом жирном лице сияла сладкая улыбка. На нем была белая морская форма с множеством золотых медалей. Хотя более пристальный взгляд показывал, что эти медали являлись шоколадными монетами в золотой фольге. У него их было девять штук.

Вейн теперь понимал, что его приезд в Страну Рождества представлял собой нечто лучшее, чем поступление в Академию Хогвартса или экскурсию на Шоколадную фабрику Вилли Вонки, или посещение Облачного города в «Звездных войных», или визит в Ривендел во «Властелине колец». Ни одному ребенку из миллиона детей не дозволялось бывать в Стране Рождества – только тем, кто действительно нуждался в этом. Там невозможно было оставаться несчастным – в месте, где каждое утро являлось рождественским, где каждый вечер – кануном Рождества, где слезы карались законом, а дети летали, как ангелы. Или плавали. Вейн еще не понял разницы.

Он знал и другие частные детали. Его мать ненавидела мистера Мэнкса, потому что он не взял ее в Страну Рождества. А если она не могла приехать туда, то, естественно, не хотела, чтобы Вейн оказался там. Причина, по которой его мать напивалась так сильно, состояла в том, что опьянение было ближе всего к чувству, которое испытываешь в Стране Рождества… пусть даже бутылка джина отличается от этой страны так же сильно, как собачья галета от филе-миньона.

Его мать всегда знала, что однажды Вейн приедет в Страну Рождества. Вот почему она не могла жить рядом с ним. Вот почему она все эти годы убегала от него.