Кортни Коул - Люмен

– Почти родственники, – отвечает Финн, – ты не можешь его любить. Это было бы неправильно.

– А почему я должна делать так, как будет правильно, – фыркаю я, – и кто решает, что будет правильно, а что – нет?

Финн закатывает глаза и снова ныряет с головой под одеяло.

– Мама всегда знает, что будет правильно. Да и к тому же у тебя есть я. Я – все, что тебе нужно, Калла.

Я не могу с этим поспорить.

Поэтому я замолкаю. Вскоре до меня доносится мерное дыхание Финна, дающее понять, что он уснул.

Я неподвижно лежу, наблюдая, как скользят тени по потолку. Меня ничто не пугает, когда Финн рядом со мной. Возможно, довольно глупо. На днях я слышала, как Джонс делился с Сабиной тем, что мой брат всю дорогу в машине провел в обнимку с бумажным пакетом, но я знаю: это лишь потому, что у него еще не запустился процесс взросления. И несмотря ни на что, я уверена на сто процентов, что он умер бы, защищая меня. Как ни парадоксально, это одновременно заставляет меня почувствовать себя увереннее и в то же время пугает.

Я закрываю глаза.

И когда я делаю это, все, что я вижу, это лицо Дэра.

Темные волосы, темные глаза, настырный взгляд.

Я люблю его.

И он мой.

Или он будет моим чуть позже. Мое сердце подсказывает мне, что так и будет. Я уверена в этом так же четко, как в том, что мое имя – Калла Элизабет Прайс.

Засыпая, я слышу шелест травы… звук ветра, тьмы, тишины, а затем чей-то рев. Кажется, что этот рычащий звук родился здесь, в Уитли, но никто, кроме меня, этого не замечает. Сначала я думала, что это Кастор, но я ошибалась. Он бы ни за что не стал на меня рычать.

Когда солнечные лучи прогоняют остатки моего сна, я накидываю на себя какую-то одежду и крадусь вниз, на кухню, надеясь хоть одним глазком увидеть его до завтрака.

– Дэр здесь? – спрашиваю я, выскакивая вместе с Кастором из-за угла.

Сабина смотрит на меня из-под своего платка и протягивает мне круассан.

– Тише, дитя. Мне кажется, я видела, как он улизнул на улицу.

Она старается говорить как можно тише, так, чтобы никто, кроме меня, не смог услышать ее. Я благодарю ее, оборачиваясь через плечо, и направляюсь к полю, потому что именно там Дэру нравится находиться больше всего. Он ненавидит этот дом, как и большую часть людей, живущих в нем.

Но он не ненавидит меня.

Несмотря на то что мне всего восемь, а ему уже одиннадцать. Я это знаю, потому что он сам мне это сказал.

Я поднимаюсь вверх по дорожке и прохожу сквозь ворота тайного сада, а мой пес следует за мной. Я наблюдаю за Дэром из-за густо растущих цветов, прячась за громадной статуей ангела: он сидит на берегу пруда, в его темных глазах задумчивость, и он бросает камушки по гладкой, словно стекло, поверхности воды.

– Тебе не положено здесь находиться, – начинаю я разговор, поравнявшись с ним.

Он даже не поднимает на меня глаз.

– Так пойди и расскажи Элеаноре.

Он произносит имя моей бабушки очень драматично, но я уже привыкла к этому.

Мама сказала, что это жизненная участь сделала его таким угрюмым и что мне нужно быть терпимее к нему.

И я более чем терпима.

Я живу и дышу каждым сказанным им словом.

Я сажусь рядом, и, хотя я очень стараюсь, ни один из моих камушков не прыгает по воде. Они просто тяжело булькают и уходят под воду.

Не сказав ни слова, он тянется ко мне и направляет мою руку таким образом, что запястье расслабляется, когда я бросаю камень. Он подпрыгивает один, два, три раза, прежде чем уйти под воду.

Я улыбаюсь.

– Что значит «жизненная участь»? – с любопытством спрашиваю я.

Его глаза сужаются.

– А почему ты спрашиваешь?

– Потому что мама сказала, что ты такой угрюмый из-за своей жизненной участи. Но я не понимаю, что она имела в виду.

Лицо Дэра бледнеет на глазах, и он отводит взгляд в сторону: кажется, я не на шутку его разозлила.

– Это не твое дело, – резко отвечает он, – лучше бы ты училась тому, как быть хорошей представительницей семейства Саваж. А любой приличный Саваж не станет совать нос в чужие дела.

Я сглатываю, потому что я уже миллион раз слышала эту фразу от бабушки Элеаноры.

– Но все же, что это значит? – снова спрашиваю я, пытаясь справиться со своим желанием задать этот вопрос в течение нескольких минут, но все-таки сдавшись.

Дэр тяжело вздыхает и поднимается на ноги. Около минуты он смотрит вдаль, прежде чем дать мне ответ.

– Это значит твое место в мире, – произносит он, и каждое его слово тяжело чеканится от зубов, – например, мое место в мире довольно никчемно.

– Так измени это, – вот так вот просто советую ему я, потому что мне это действительно кажется очень простым.

Дэр фыркает.

– Ты ничего не понимаешь, – мудро заявляет он, – ты всего лишь ребенок.

– Как и ты.

– Я старше.

С этим я не могу поспорить.

– Можно взять тебя за руку? – спрашиваю я, когда мы покидаем сад. – Я забыла свои туфли и боюсь упасть на камни.

Это ложь. Я просто хочу, чтобы он взял меня за руку.

Он сомневается и, кажется, отстраняется от меня, но затем бросает беглый взгляд на дом и неохотно позволяет мне вцепиться в свои пальцы.

– Тебе нужно учиться быть более ответственной, Калла, – дает он мне совет, искоса глядя на мои босые ноги.

Но все же разрешает мне держать его за руку, пока мы медленно бредем обратно к дому. Но когда мы оказываемся около дверей, он стряхивает мои пальцы.

– Увидимся за ужином.

Я наблюдаю за тем, как дом поглощает его, а затем захожу сама.

Шагая по коридору, я никак не могу побороть желание оглянуться через плечо, потому что даже яркие солнечные лучи не могут избавить поместье Уитли от теней, которые здесь повсюду. Мне все время кажется, что нечто следит за мной, словно нависшая в воздухе угроза.

Постоянно.

Я натыкаюсь на Финна в библиотеке и сразу же рассказываю ему о своих переживаниях.

Он раздраженно встряхивает головой, но по его лицу видно, что мои слова его обеспокоили. Как обычно.

– Ты принимала свои таблетки сегодня, Калла?

– Да, – отвечаю я, потому что, если я этого не делаю, мне являются чудовища.

Я вижу красноглазых демонов и черноглазых рептилий.

Я вижу огонь.

Я вижу кровь.

Я вижу ночную жуть.

Кошмары.

Страшное.

Финн смотрит на меня с сомнением.

– Ты уверена?

Я замолкаю.

Затем я нехотя лезу в карман и достаю оттуда две разноцветные таблетки.

Он смотрит на меня в упор.

– Выпей их. Прямо сейчас. Иначе я все расскажу маме.

Когда он замечает, что я не слишком тороплюсь их принять, он добавляет:

– Или бабушке.

Этот аргумент имеет большой вес, и он прекрасно знает об этом. Я в спешке ищу воду, чтобы запить таблетки, и глотаю их, пока он смотрит на меня.

– Тебе виднее, Калла, – упрекает он, и его голос звучит скорее по-родительски, чем по-братски.