Кортни Коул - Люмен

Он бледен как смерть.

Он в ужасе выкрикивает мое имя, сжимает мою руку, трясет мое тело, раскинувшееся на полу.

Я в нерешительности замираю, стоя на подоконнике, хотя луч света подобрался к самым моим носкам.

Я не могу.

Я не могу.

Я не могу бросить его.

Я не могу оставить его здесь совсем одного.

Сначала он покинул меня, но потом оказалось, что на самом деле Финн никуда не уходил. Он бы ни за что не оставил меня одну, и я тоже не поступлю так с ним.

Со вздохом я спускаюсь с подоконника и возвращаюсь обратно в свое тело, а когда вновь открываю глаза, я уже в больнице.

– У тебя аллергия на орехи! – торжественно говорит мне медсестра.

Мои мама и брат сидят рядом с моей кроватью.

– Никогда больше не ешь орехи, – предупреждает мама, ее глаза полны ужаса.

– Ты умерла на полторы минуты, – рассказывает Финн, и на его лице больше нет ни капли страха, скорее, произошедшее кажется ему чем-то очень любопытным.

Он знает, что теперь я в безопасности. Потому что я уже умерла, но потом вернулась к жизни.

Наверное, я должна чувствовать себя как-то иначе, чем прежде, но все так же, как раньше.

И мне все это кажется любопытным приключением.

Поместье Уитли

Сассекс, Англия

Наше путешествие оказывается чудовищно долгим.

Мы летим первым классом, но там внизу, в отдаляющейся от нас Америке, остались мой папа и моя комната. И хотя бортпроводники подходят достаточно часто, чтобы проверить, не нужно ли нам что-нибудь, а еще угощают меня яблочным соком, печеньем и укрывают уютным пледом, это все не стоит того. Я точно знаю, что оно того не стоит.

Мои ноги сводит судорога, и я растираю их ладонями, искоса поглядывая на Финна.

– Не хочу в Англию, – говорю я ему.

Он шипит на меня, прижимая палец к губам и призывая меня говорить тише: взглядом он указывает на нашу маму, расположившуюся по другую сторону прохода. Она крепко спит: здесь нужно сказать спасибо ее снотворному. Я закатываю глаза.

– Она не двигается уже три часа.

– И что с того? Ты думаешь, она тебя не слышит?

– Ну, у нее ведь нет бионических ушей, – не отступаю я.

Но потом я резко замолкаю, потому что какая польза была бы ей от такого приспособления.

– Просто я не хочу туда, вот и все, – продолжаю я еще тише. – Папа не хотел, чтобы мы уезжали, я готова поклясться. Не понимаю, зачем вообще нам туда ехать.

Финн озирается на маму через плечо, а затем нагибается поближе ко мне.

– Я слышал, как они разговаривали прошлой ночью. Мама сказала, что нам нужно туда поехать, потому что ее семья сможет помочь тебе.

Я отшатываюсь от него в смятении.

– В чем они хотят мне помочь?

В глазах брата я читаю некое опасение.

– Не знаю. А ты?

Я решительно встряхиваю головой в ответ:

– Нет. Понятия не имею. И вообще, мне не нужно, чтобы кто-то мне помогал.

Весь остаток полета я больше не произношу ни слова, и наконец-то мы приземляемся в Лондоне. Мама с легкостью просыпается, посвежевшая после нескольких часов сна. А вот меня все эти приключения порядком утомили: на ватных ногах я пробираюсь вместе со всеми сквозь многолюдные залы аэропорта.

Водитель в черном костюме ждет нас на выходе, и мы направляемся к черному блестящему лимузину.

– Меня зовут Джонс, – серьезно представляется он, а я замечаю только его огромный нос, – я буду присматривать за вами, пока вы здесь, в Англии, – сообщает он нам с Финном.

Присматривать за нами?

Обменявшись взглядами, мы с братом запрыгиваем в дорогую машину.

Но, кажется, маме ничто из этого не кажется необычным, вместо этого она предается воспоминаниям и болтает всю дорогу, пока наша машина минует город, затем проезжает окраины и устремляется к безбрежному зеленому простору полей.

– Посмотрите туда! В том пруду я училась плавать, – говорит моя мама.

Я замечаю маленький, совсем крошечный водоем, почти незаметную кляксу, чернеющую среди зеленых просторов. Разве его можно сравнить с Тихим океаном, водоемом, в котором училась плавать я? Мне остается только пожалеть ее, но, кажется, маму это совсем не печалит.

Теперь, когда мы оказались здесь, отличие ее произношения от нашего стало особенно заметно: например, она говорит «бывали», вместо «были», а «план» называет «распорядком». И почему я не замечала этого раньше?

Финн наклоняется ко мне и сжимает мою ладонь в своей.

– Я думаю, мы почти приехали, – замечает он, и я смотрю в ту сторону, куда направлен его взгляд.

Шпили прорываются сквозь кроны деревьев на горизонте: башни, возведенные из камня, и крыши, обитые черепицей. Я зачарованно разглядываю этот вид из окна, когда мы въезжаем в ворота, в то время, как колеса нашего автомобиля скрипят по мощенной брусчаткой дороге. Наконец мы останавливаемся на пороге перед огромным домом. Хотя фактически это настоящий дворец.

– Дети, это Уитли, – говорит мама. Она уже открыла дверь машины со своей стороны и спустила ноги на брусчатку.

Я смотрю на особняк, возвышающийся за ее плечами.

Он невероятно огромный, пугающий и в то же время прекрасный.

Все эти качества смешались в нем воедино.

Для него можно подобрать много подходящих определений, но, пожалуй, главный эпитет, который больше всего подходит этому зданию, – «устрашающий».

Около него стоит хрупкая женщина, которая ждет мою маму, чтобы обнять ее.

Она притаилась около парадных дверей, будто крошечная птичка. У нее смуглая кожа, а вокруг головы повязан цветастый платок: кажется, ее сияющие черные глаза могут заглянуть в самые потаенные уголки моей души. От этого взгляда я вздрагиваю: она улыбается мне кривой усмешкой, словно отлично знает, что я сейчас чувствую. Да и вообще, у меня создается ощущение, что она знает обо мне все – что она знает все на свете.

Она представляется нам Сабиной, хотя мама называет ее просто Сабби. Так, словно они знакомы уже лет сто, хотя до сегодняшнего дня я ни разу не слышала, чтобы кто-то упоминал о ней. Все это кажется мне какой-то бессмыслицей, и мне становится любопытно, испытывает ли Финн то же самое, что и я.

Но, кажется, он не чувствует и капли моего потрясения и замешательства, пожимая руку Сабины. Он серьезно улыбается ей и вежливо произносит:

– Приятно с вами познакомиться.

Наступает моя очередь, и я ловлю на себе пристальный взгляд Сабины, ее темные глаза пронизывают меня насквозь, будто она пытается прочитать мои мысли.

– Приятно познакомиться, – выдавливаю я из себя заученную вежливость.

Уголки ее губ приподнимаются, морщинистая рука хватает мою. Ее кожа холодна, как лед, и по спине снова пробегает дрожь. В ответ она улыбается, и что-то в ее манерах выводит меня из себя, волоски на моей шее становятся дыбом, а каждый позвонок в моей спине выстраивается в идеально прямую линию.