Амброз Бирс - Летать или бояться

– Какое слово из тех, что тебе доводилось писать, было самым трудным? – спрашивает он.

– Антропоцен, – не задумываясь, отвечает Дженис. – Это из-за него я погорела в прошлом году в полуфинале. Я думала, что там перед «цен» – «а». Оно означает «эпоха человеческих существ». Фраза была такой: «Эпоха антропоцена кажется очень короткой по сравнению с другими геологическими периодами».

Мужчина смотрит на нее несколько секунд, а потом разражается смехом.

– Именно так, детка!

Кинозвезда смотрит через иллюминатор на гигантские белые столбы.

– Такого неба – с такими облачными столбами – никто никогда не видел. Яркое, раскидистое – и заключенное в клетку из дымовых балок. Похоже, что они поддерживают небо. Какой дивный день! Вероятно, вам вскоре доведется увидеть, как я играю еще одну смерть, мистер Холдер. Не могу обещать, что исполню эту сцену со своим обычным художественным чутьем. – Она закрывает глаза. – Я скучаю по дочери. Не думаю, что доберусь до… – Она открывает глаза, смотрит на Дженис и замолкает.

– Я то же самое подумал о своей, – говорит мистер Холдер, потом поворачивает голову и смотрит мимо Дженис на ее мать.

– Вы знаете, как вам повезло? – Он переводит взгляд с Милли на Дженис и обратно.

Когда Дженис не видит, ее мать кивает – в знак понимания.

– А почему тебе повезло, мам? – спрашивает девочка.

Милли прижимает ее к себе и целует в висок.

– Потому что мы с тобой вместе, глупышка.

– А-а, – тянет Дженис. Ей трудно понять, в чем же здесь везение. Они ведь каждый день вместе.

В какой-то момент Дженис замечает, что симпатичный мужчина отпустил ее руку, а когда она снова сморит на него, он уже обнимает кинозвезду, а та обнимает его, и они целуются, очень нежно. Дженис потрясена, просто потрясена, потому что кинозвезда намного старше своего соседа. Они целуются точно так же, как в конце фильма, прямо перед титрами, целуются влюбленные, а зрители встают и уходят домой. Это так шокирует Дженис, что она начинает хохотать.

На свадьбе брата в Чеджу на какой-то момент Эй Ра показалось, что она видит своего отца, которого нет в живых уже семь лет. Церемония и прием проводились в огромном частном парке, пересеченном глубокой, прохладной рукотворной речкой. Дети пригоршнями кидали в нее камешки и наблюдали, как вода вскипает от резвящихся в ней радужных карпов – сотен блестящих рыб всех цветов драгоценных металлов: золотисто-розовых, платиновых, отшлифованно-медных. Взгляд Эй Ра переместился с детей на декоративный каменный мостик, перекинутый через речку, и там стоял ее отец в своем дешевом костюме. Он опирался о парапет, улыбаясь ей, его крупное родное лицо было иссечено глубокими морщинами. Это виде́ние так встревожило ее, что она отвела взгляд, и на мгновение у нее перехватило дыхание, а когда посмотрела снова, отца уже не было. И к тому времени, когда Эй Ра заняла свое место на церемонии, она уже убедила себя, что на самом деле видела Чама, младшего брата отца, который просто постригся так же, как стригся ее отец. Ничего удивительного, что в таком эмоциональном состоянии она на миг приняла одного за другого… особенно учитывая тот факт, что по случаю свадьбы решила не надевать очки.

На земле студентка отделения эволюционной лингвистики в МТИ укладывает свои фантазии в те формы, которые могут быть доказаны, письменно зафиксированы, общепризнаны и изучены. Но сейчас она в воздухе и придерживается более широких взглядов. «Боинг-777», махина весом в триста с лишним тонн, несется по небу, поддерживаемая колоссальными незримыми силами. Ничто несет на своей спине всё. Вот так же с мертвыми и живыми, с прошлым и будущим. Настоящее – самолет, а под ним – история, которая его поддерживает. Отец Эй Ра был веселым человеком, сорок лет он руководил фабрикой, производившей предметы для розыгрышей, шутки были его бизнесом. Здесь, в воздухе, ей хочется верить, что он не позволил бы смерти встать между ним и таким счастливым днем.

– Мне сейчас чертовски страшно, – говорит Арнольд Фидельман.

Она кивает. Ей тоже страшно.

– И я так чертовски зол. Так чертовски зол.

Эй Ра перестает кивать. Она злости не испытывает и предпочитает не испытывать. В этот конкретный момент она меньше кого бы то ни было хочет злиться.

Фидельман продолжает:

– Ублюдок этот мистер Сделаем-Америку-Дьяволь-ски-Великой. Хотел бы я, чтобы можно было всего на один день оживить тех, кого уже нет, чтобы они смогли закидать его грязью и гнилой капустой. Как вы думаете, могло бы такое – все вот это безумие – случиться, если бы в Белом доме все еще сидел Обама? Послушайте, когда мы приземлимся – если приземлимся, – не могли бы вы выйти вместе со мной? Чтобы сделать заявление о том, что здесь произошло. Вы во всем этом лицо незаинтересованное. Полиция к вам прислушается. Они арестуют эту жирную гадину за то, что он вылил на меня пиво, и тогда он будет иметь удовольствие созерцать конец света из маленькой промозглой камеры, набитой паскудными буйными алкашами.

Она сидит с закрытыми глазами, пытаясь мысленно вернуться в тот свадебный парк. Она хочет стоять у искусственной речки, а потом повернуть голову и снова увидеть на мостике отца. На этот раз она не испугается. Она хочет встретиться с ним взглядом и улыбнуться ему в ответ.

Но ей не удается остаться в воображаемом свадебном парке. Голос Фидельмана становится все громче, по мере того как он все больше впадает в истерику. Крупный мужчина по ту сторону прохода ловит его последние слова.

– Когда будете делать свое заявление полиции, – говорит он, – надеюсь, вы не опустите ту часть, в которой обозвали мою жену самодовольной и невежественной.

– Бобби, – говорит жена крупного мужчины, глядя на него с обожанием, – не надо.

Эй Ра делает долгий медленный выдох и говорит:

– Никто никаких заявлений в Фарго делать не будет.

– А вот тут вы ошибаетесь, – дрожащим голосом возражает ей Фидельман. Колени у него тоже дрожат.

– Нет, – отвечает Эй Ра, – не ошибаюсь. Я в этом уверена.

– И почему же вы так в этом уверены? – интересуется жена Бобби. У нее блестящие птичьи глазки и быстрые птичьи движения.

– Потому что мы не приземлимся в Фарго. Через несколько минут после запуска ракет наш самолет перестал кружить над аэропортом. Разве вы не заметили? Мы покинули зону ожидания и теперь направляемся на север.

– Откуда вы знаете? – спрашивает маленькая женщина.

– Солнце теперь слева от самолета, стало быть, мы летим на север.

Бобби и его жена смотрят в иллюминатор. Жена хмыкает с интересом и уважением.

– А что находится к северу от Фарго? – спрашивает она. – И почему мы туда летим?