Амброз Бирс - Летать или бояться

– Должно быть, вы новичок на дальних рейсах, – отвечает он. – Никогда не знаешь, куда тебя занесет, так что всегда нужно иметь в чемодане купальный костюм и варежки.

Она действительно новичок на дальних рейсах – лишь полгода назад она прошла аттестацию, позволяющую ей летать на «Боинге-777», – но считает, что намек Уотерса не стоит принимать близко к сердцу. Кейт полагает, что больше ей вообще не придется летать на пассажирских самолетах. Как и Уотерсу. Некуда больше будет летать.

Кейт никогда больше не встретится с матерью, которая живет в Пенсилтаки [68] Шуточное название, применяемое к Аппалачскому региону, особенно его центральной части, которая тянется от Пенсильвании до Кентукки. , но это не большая потеря. Ее мать испечется вместе с отчимом Кейт, который когда-то, когда ей было четырнадцать лет, положил руку на застежку ее «вранглеров». Когда Кейт рассказала об этом матери, та ответила: сама, мол, виновата, одеваешься, как шлюха.

Никогда не увидит Кейт и своего единоутробного брата, и вот это ее огорчает. Лиам – очень милый, миролюбивый аутист. Кейт подарила ему на Рождество игрушечного дрона, и его самым любимым занятием на свете стало запускать его, чтобы делать фотографии с воздуха. Ей это увлечение очень понятно. Ее любимые мгновения во время взлета – когда дома́ внизу сжимаются до размеров макетов игрушечной железной дороги, а грузовики – до размеров божьих коровок, мерцающих и взблескивающих, безо всякого трения скользя по автострадам. С набором высоты озера становятся не больше ручного зеркальца в серебряной оправе. А с высоты одной мили весь город делается таким крохотным, что мог бы уместиться на ладони. Ее брат Лиам говорит, что хотел бы стать маленьким, как люди на фотографиях, которые снимает его дрон, потому что, если бы он стал таким маленьким, как они, Кейт могла бы положить его в карман и взять с собой.

Они пролетают над самой северной оконечностью Северной Дакоты, скользя так же, как она когда-то скользила сквозь теплые, как в ванне, воды у берега Фай-Фай-бич и прозрачные ярко-зеленые воды Тихого океана. Какое же это было дивное ощущение – словно в невесомости пари́ть в толще верхнего слоя воды, зная, что под тобой необъятный мир океана. Освободиться от гравитации, думает она, значит ощутить то, что, должно быть, ощущает чистый дух, – избавиться от плоти как таковой.

Их вызывает Миннеаполис.

– Дельта два-три-шесть, вы уклонились от курса. Вы скоро выйдете за пределы нашего воздушного пространства, куда вы направляетесь?

– Миннеаполис, – отвечает Уотерс, – наш курс ноль шесть ноль, просим разрешения перенаправить борт в аэропорт Янки-Фокстрот-Браво, Икалуит.

– Дельта два-три-шесть, почему вы не можете приземлиться в Фарго?

Уотерс долго сидит, склонившись к приборной доске. Капля пота падает на нее. Кейт видит, что его взгляд устремлен на фотографию жены.

– Миннеаполис, Фарго – в ряду первых мест нанесения удара, – говорит он наконец. – На севере у нас больше шансов спастись. У меня на борту двести сорок семь душ.

Треск в рации. Миннеаполис размышляет.

Невероятной яркости, почти ослепляющая вспышка в небе – словно импульсная лампа размером с солнце взорвалась где-то позади самолета. Кейт отворачивается от обзорной части фюзеляжа и закрывает глаза. Где-то в недрах самолета раздается глухое дребезжание, которое они скорее ощущают, чем слышат, – словно содрогается существо, заключенное в его оболочку. Когда Кейт снова открывает глаза, перед ними плавают размытые зеленые послесвечения. И это тоже похоже на подводное плавание у Фай-Фай: там ты окружен неоновыми водорослями и извивающимися флуоресцирующими медузами.

Кейт наклоняется вперед и вытягивает шею. Что-то просвечивает сквозь облачное одеяло, вероятно, в сотне миль позади самолета. И сами облака начинают деформироваться, пухнут, вздымаются.

Когда она снова ровно садится в кресле, опять откуда-то из глубины доносится приглушенный дребезжащий звук, и возникает новая вспышка. Внутренность кабины вмиг превращается в свое негативное изображение. На этот раз Кейт правой щекой ощущает жар, как будто кто-то включил и тут же выключил ультрафиолетовую лампу.

В рации раздается голос из Миннеаполиса:

– Дельта два-три-шесть, как слышите меня? Свяжитесь с Виннипегским центром один-два-семь-запятая-три.

Голос авиадиспетчера звучит с почти обычной индифферентностью.

Форстенбош садится.

– Я вижу вспышки, – говорит он.

– Мы тоже, – отвечает Кейт.

– О боже! – восклицает Уотерс. У него срывается голос. – Я должен попробовать связаться с женой. Почему я не позвонил ей раньше? Она на шестом месяце беременности и совершенно одна.

– Вы не можете, – говорит ему Кейт. – И не могли.

– Почему я не позвонил и не сказал ей? – повторяет Уотерс, словно не слыша ее.

– Она знает, – говорит Кейт. – Она уже все знает.

Было ли это разговором о любви или об апокалипсисе, Кейт не могла сказать.

Еще вспышка. И снова гулкий резонирующий многозначительный удар.

– Далее держите связь с виннипегским РПИ [69] РПИ – район полетной информации ( англ . FIR – Flight Information Region). , – инструктирует голос из Миннесоты. – Связывайтесь с Аэронавигационной службой Канады. Дельта два-три-шесть, вы покидаете зону нашей ответственности.

– Вас понял, Миннеаполис, – отвечает Кейт, потому что Уотерс, зарывшись лицом в ладони, мучительно стонет и не может говорить. – Спасибо. Берегите себя, ребята. Это Дельта два-три-шесть. Мы покидаем вас.

Приношу искреннюю благодарность пилоту гражданской авиации в отставке Брюсу Блэку, который подробно ознакомил меня с правилами работы пилотов в кабине. Все технические ошибки – мои и только мои.

Дэвид Шоу, наверное, больше всего известен своими произведениями в поджанре сплаттерпанк [70] Сплаттерпанк – вид литературы ужасов, где подчеркнуто гротескная фантазия соседствует с натуралистическими сценами кровавого насилия. (говорят, это он и придумал его название), но писал он также и чистую беллетристику, детективы и киносценарии, в том числе к таким фильмам, как «Ворон» и лучшие серии «Техасской резни бензопилой» (назову «Техасскую резню бензопилой: Начало»). «Птицы войны» – ошеломляющее, полное удивительных подробностей воссоздание бомбардировок Германии во время Второй мировой войны и мощное изображение тех сил, которые вырываются на свободу, когда люди начинают воевать. «Я думаю, тогда, в той войне, мы разбудили нечто, – говорит старик Йоргенсон. – Всю ту ненависть. Все те жизни…» Это может (или не может) объяснить то, что видели члены экипажа «Авантюристки», когда вокруг них летали пули и взрывался воздух.