Амброз Бирс - Летать или бояться

Коггинс включил радио.

– Проверка внутренней связи.

– Господи Иисусе, ничего не видно дальше носа самолета. – Марс вернулся в машину, когда члены экипажа по внутренней связи подтверждали свою готовность к вылету. Как обычно, туман должен был рассеяться, только когда они поднимутся над ним.

Голос Стэкпоула:

– Бомбардир. Роджер [89] Слово «Roger» в 1927 г. было выбрано для фонетического обозначения буквы «R», которая также является первой буквой в слове «received» (принял, получил). . – Он сидел внизу, подо всеми, рядом с Джонсом, радистом, который произнес:

– Радист. Чек [90] На радиожаргоне – «проверка». .

– Роджер. Левая талия [91] Left waist – левый край средней части фюзеляжа (англ.) . , – сказал Джонс.

– Роджер-доджер, старый коджер [92] Шутливая фраза в радиопереговорах американских летчиков Второй мировой. Восходит к истории о пилоте, возвращавшемся после блестяще выполненного задания в приподнятом настроении и на полученные с земли инструкции вместо принятого «Роджер» (вас понял) произнесшем: «Роджер-доджер» (на сленге – любимец женщин). Получив от начальства нагоняй за неуставной ответ, пилот ответил: «Roger Dodger, you old codger!», что можно перевести как: «Вас понял, старый чудак». . – Это был Тьюкс, сидевший напротив Смита у правого бортового пулемета.

– Верхнефюзеляжная турель. Йоргенсон на месте. – Если бы Коггинс или Марс обернулись, они могли бы увидеть ботинки Йоргенсона, упершиеся в основание турели.

– Уитроу. Шаровая турель. Все в порядке. – Бедный парень был зажат в своей собачьей конуре и спущен под фюзеляж без парашюта. Для парашюта там не было места. Чтобы надеть его, ему пришлось бы – с чьей-то помощью – вскарабкаться внутрь самолета, накинуть и закрепить стропы, и все это – теоретически – сделать, пока самолет будет камнем лететь к земле, охваченный огнем. Проще простого.

Лейтенант Джентри высунулся, как чертик из табакерки, из своего закутка и выставил большие пальцы вверх, давая добро.

– Держим хвост пистолетом, Джимми! – сказал Коггинс.

– Хвост готов, капитан, – откликнулся Бек из своего отсека, который Йоргенсон называл «задним местом».

В этот момент Коггинс как бы отжался от воображаемой тяжести штурвала. Марс удивленно приподнял брови. На лице Коггинса, как трещинка, появилась полуулыбка, и он сказал:

– Это чертово кресло слишком короткое.

Несмотря на громоздкое одеяние, тяжелое вооружение и ощущение невыспанности, стоило «Авантюристке» взмыть в небо, как у всего экипажа появилось чувство, будто они едут в лимузине. Наконец-то им довелось увидеть немного дневного света и синего неба. И даже такая малая толика вознаграждения была для них очень важна.

На высоте около тысячи метров все дружно закурили, потому что после трех тысяч метров им предстояло надеть кислородные маски. После чего они будут ощущать только запах собственного пота, пока самолет, опорожнив бомбовый отсек, не развернется и не покажет континенту свой хвост.

– На нас обрушились «Фокке-Вульфы», – рассказывал Йоргенсон. – Сто девяностые. Они были повсюду. После зенитного обстрела всегда появлялись истребители. А следующее, что я помню, это как Марс кричит по внутренней связи, что «Варгас долл» горит прямо рядом с нашим левым крылом. Я от своей турели не мог этого видеть. Зенитный снаряд взорвал кислородный баллон рядом со стариной Джонси и разнес на части его радио. У Уитроу закоротило систему обогрева в костюме, и он загорелся. Все вопили, палили все пулеметы. «Фокке-Вульфы» проносились так близко, что до них можно было доплюнуть. Тьюкс дернул страховочный шнур своего пистолета и, пытаясь прикончить одного из этих сукиных сынов, случайно отстрелил наш правый стабилизатор, после чего мы начали трястись, как старая шлюха. И именно в тот момент я в первый раз увидел ее.

– Птицу войны, – догадался я.

Кейти вовремя налила нам свежего кофе. Старшей сестре Йоргенсона тоже было за восемьдесят. Последняя миссис Йоргенсон умерла лет за десять до того.

– Поначалу я подумал, что это один из их пикирующих бомбардировщиков, – сказал Йоргенсон. – Они, когда ныряли, издавали такой же зловещий вой. Потом обратил внимание, что она хлопает крыльями, и подумал: это не самолет. Она была почти такого же размера, как истребитель. С крыльями, как у летучей мыши, и остроносой мордой. Глаза оловянные. – Он прокашлялся. – Ты теперь, должно быть, думаешь: этот старый дурак с катушек слетел, так ведь? – Его брови-перья осуждающе изогнулись.

– Нет, сэр. Мне никогда не удавалось разговорить отца насчет войны, но некоторые другие члены экипажа «Авантюристки» – а у меня годы ушли на то, чтобы их найти, – кое-что рассказали. Так что я и не такое еще слышал.

Судя по всему, Йоргенсон внутренне принял какое-то важное решение.

– Ладно, тогда пока Кейти возится на кухне или смотрит свое мыло, или как там еще она убивает свое свободное время…

Из глубины дома не последовало никаких протестов, поэтому Йоргенсон, довольный тем, что можно говорить конфиденциально, продолжил:

– Я подумал тогда то же самое, что, наверное, ты подумал сейчас: что это галлюцинация. Но я действительно видел, как это огромное невероятное существо летело прямо на меня, выпустив когти. Следующее, что я помню, это что весь плексиглас у меня над головой исчез, и я лежу на полу кабины с пробитой головой. До сих пор шрам сохранился. – Он отвел назад волосы, чтобы показать зигзагообразный белый рубец, тянувшийся от левой брови куда-то к макушке. Он напоминал след от ножевой раны. – Черт, я чуть не потерял глаз. К тому времени, когда мы вернулись на базу, я был в шоковом состоянии от потери крови. Почти не помню, как меня увезли. Позже мне сказали, что подфюзеляжную турель сорвало, когда мы шли на посадку, вместе с Уитроу, тем новым парнем.

– Всю турель оторвало от самолета?

– Ага… Просто артиллерийским снарядом или пулеметом это было бы трудно сделать. К тому же мы все почувствовали бы прямое попадание зенитного снаряда. Фрицы использовали стодвадцативосьмимиллиметровые снаряды, если бы такой попал в Уитроу, мы бы знали, потому что уже горело бы полсамолета. Мы несли больше трех тонн зажигательных средств, и крылья были под завязку залиты высокооктановым керосином.

– Вы думаете, что…

Он перебил меня:

– Я не думаю. Я подозреваю. Кое-что знаю. Так вот, я подозреваю, что случилось с беднягой Уитроу. А что я думаю, я тебе скажу: я думаю, что такая сокрушительная война не кончается только потому, что кто-то с кем-то обменялся рукопожатиями и подписал какие-то документы.

– Или с помощью ядерной бомбы превратил два города в пар с японским ароматом. – Я сам не ожидал, что это прозвучит так резко, но Йоргенсон невозмутимо продолжил, то ли проигнорировав мое замечание, то ли из вежливости.