Юрий Литвин - Stiffen corpses: Жизнь и работа коченеющих трупов [СИ]

… В Город мы вошли вчетвером: я, Чукки Даун, Дистройер и Пробрюшливое Жорло по прозвищу Пожиратель Крыс, полученной им после известных событий, случившихся на Крысином Прииске. Тогда еще газеты разволновались, и особенно усердствовал Электронный Репортер. Он кричал, что Пробрюшливое Жорловышло за Рамки, но это, конечно же, было неправдой, как и все, что пишется в газетах, потому что за Рамки никто не выходил, а Пожиратель вышел всего лишь в Декретный Отпуск, что во многом спасло его от Гильотины. И то уже потом, когда все улеглось.

Лично я считаю, что несусветная глупость — всех, кто хоть немного вышел за Рамки, отправлять на Гильотину. Вот я бы на месте Верховного Судьи давно заменил бы Гильотину на Крематорий. Дешево и быстро, к тому же все механизировано, а то однажды одного чудака казнили, так ухлопали часа три, пока Хэнгмэн обедал, пока точил нож, ибо другого времени, разумеется, для этого не было, потом приговор потеряли, искали, искали, искали. Волокита. Бедняга умереть несколько раз успел в ожидании… В общем я за Крематорий.

И тут ход моих мыслей прервало Пробрюшливое Жорло:

— Эх, Юзеф, видел бы ты, как гибли Лиловые Десантники! Вот как раз у того дома они вдвоем положили двадцать семь Велосипедистов Принца, и еще успели вколоть себе LCD и потом кайфовали, пока их резали на части. Гуп…А вон там дальше в винном подвальчике у Поджера велосипедисты тоже накрыли двоих. Ох, что там было! Гуп, гуп…Когда их головы вытащили наружу вместе с трупами Велосипедистов у одного в зубах торчало два откушенных пальца, а у другого…

Я щелкнул пальцами и перебил Пожирателя Крыс, не люблю долгих сопливых воспоминаний. Но тут влез Чукки:

— А почему их все-таки называют лиловыми? Комбезы у них черно-оранжевые…

— Э-э-э, гуп, гуп, — рассмеялось по-своему Пробрюшливое Жорло, — комбезы… Ты подошвы их видел?

— Видел, тройные.

— Гуп, а на каблуках у них лилия выбита. Вот, гляди, след!

Машинально скосив глаза вниз, я увидел на красной земле четкий отпечаток двух лилий, а дальше еще и еще, следы упирались в стену дома и поднимались вверх, и далее они терялись во мгле.

— Хе, — хохотнул Дистройер и затоптал следы.

Мы двинулись дальше по усыпанной красным песком улице. Вскоре у поцарапанного каменного столба нам повстречался труп первого Велосипедиста, о чем говорили валяющиеся рядом покореженные велосипед и автоматический огнемет. На трупе сидело две плотно пообедавшие крысы.

Пробрюшливое Жорло сглотнуло и произнесло:

— Что ни говори, а ребят Принца здорово покрошили, но и Лиловых осталось совсем немного…

— Не сметь, — на всякий случай приказал я и Пожиратель Крыс потупил взор, — ждем, ты еще не готов, и время еще не наступило.

Тут, заглянувший за угол Чукки негромко крикнул:

— Велосипеды! — и мы все организованно спрятались в трубу гигантского диаметра, случившуюся неподалеку. Скрытая Сила внутри нас все еще дремала, цепкие объятия Окоченения, сдерживали ее, и рисковать, пока не стоило. Мимо нас пронеслось два десятка велосипедистов, вооруженных пиками и огнеметами, на машинах, украшенных золотыми коронами. Когда жужжание цепей постепенно сошло на нет, мы снова выбрались наружу.

— Говорят, они сейчас не трогают, — произнесло Пробрюшливое Жорло, смачно сглатывая слюну.

— Боятся? — поинтересовался Чукки, взмахивая своим хаером.

— Нет, просто до захода солнца они слепые…

— Слепые? — тут уже мне пришла пора изумляться, — так это что, ребятки полковника Танчи?

— Нет, — отрыгнуло Пробрюшливое Жорло, похоже, что внутри уже во всю бурлили процессы, — у Танчи натуральные слепаки, а это карательная бригада, их специально только вечером выпускают, а днем они копят злобу. Если бы они хоть что-то могли видеть, то не смогли бы удержаться от Расправы, а тогда…

Дистройер услыхав знакомое слово «Расправа», нетерпеливо засучил своими слоноподобными ногами в бронированных ботинках на длинных шипах, а его хищные, похожие на гигантские клешни пальцы защелкали.

— Успокойся! — заорал на него Чукки, — еще успеешь!

— Хочется, — с оттенком стыда, просипел Дистройер и снова защелкал. Голос у него находился в контрасте с внешностью, и был тонким пронзительным и неприятным, как у капризной девчонки. Потому для вящей солидности он старался сипеть. Сам же Дистройер напоминал обтянутого черной кожей голема, без лица, с узкими прорезями глазниц и застегнутым на молнию ртом. Причем молния была застегнута не до конца, что давало ему возможность испускать эти неприятные режущие наш музыкальный слух звуки. Чукки сплюнул, Пожиратель Крыс снова отрыгнул. Сплошная физиология, против природы не попрешь. Я пошел вперед и вскоре уткнулся в обклеенную афишами и памфлетами тумбу, стоящую на тротуаре. Поверх всего был налеплен последний указ Коменданта, он гласил:

«В Городе вводится Мертвый Час с 13–00 до 17–34. Неподчинившиеся будут подвержены полному Илиминэйт. Администрация Киллер».

Я машинально взглянул на часы, под Илиминэйт мы попадали.

— Это Велосипедисты расклеивают, — авторитетно сообщило Пробрюшливое Жорло.

Дистройер за неимением другой добычи сорвал с тумбы указ и с урчанием втоптал его в красный песок. Чукки с неудовольствием оглядел свою запылившуюся обувь и с наслаждением пнул Дистройера в пах, тот довольно заурчал и захрипел, что означало высшую степень удовлетворения и отчасти радость. Вообще-то он редко смеялся наш бравый Дистройер, потому как по слухам родился он в среду. А те, кто рождаются в среду, как известно, смеются всегда последними, а предпоследними очень редко. Вот и сейчас после него никто не засмеялся, потому что снова появились Велосипедисты.

И тут я увидел первого десантника. Его горизонтально волокли по песку и был привязан к велосипеду. Выкрикивая боевой клич Лиловых, десантник изо всех сил пытался тормозить подошвами своих уже дымящихся ботинок. Его черно-оранжевый комбез был разодрано напополам и пропитан кровью.