Игорь Безрук - Убить вампира (По ту сторону отчаяния) [СИ]

— Ты смотри, сучка, что делает, — уже вовсю негодовал Бутенков. — Ну-ка, Семеныч, поддай газу.

Скачко надавил ногою на газ. Их машина плавно пошла вперед и вскоре на полкорпуса выдвинулась вперед «Жигулей» нарушителя.

Бутенков открыл со своей стороны окно и высунул в него милицейский жезл, снова приказывая свернуть на обочину.

Женщина отнеслась к жесту Бутенкова, на удивление, более чем спокойно. Она как будто впервые увидела преследовавших её милиционеров, сразу же покорно снизила скорость и плавно притормозила у кромки шоссе.

Скачко проехал чуть вперед и тоже остановился. Бутенков, набычившись, вытащил свое грузное тело из машины и, ругаясь на чем свет стоит, пошел к «Жигулям».

— Да ты что, ядрена мать, совсем из ума выжила? — сказал, приблизившись к машине. — Ну-ка, дай сюда права, я покажу тебе, на какой скорости надо ездить в пределах города!

Женщина сидела за рулем как ни в чем не бывало. Бутенков нагнулся к ней и вдруг оторопел.

— Мать твою, да что это с тобой?

В тусклом свете лицо женщины было каким-то мертвенно-бледным, иссохшим, как лицо древней старухи. Голова под черным капюшоном была плешивая, с редкими клочками седых торчащих волос. Женщина смотрела вперед на дорогу и слегка улыбалась тонкими высохшими губами.

— Да ты совсем больная! — не удержался, чтобы не сказать этого, Бутенков.

Из милицейского автомобиля выглянул обеспокоенный Скачко:

— Ну что там, Серега!

Бутенков почувствовал, как по спине прошел холодок. Даже зычный голос напарника не вывел его из тревожного состояния.

— Я спрашиваю, у вас есть права? — произнес он не столько по привычке, сколько для того, чтобы унять свое неистово заколотившееся сердце.

Женщина потянулась к небольшой спортивной сумке на сиденье рядом с собой. Этот жест не укрылся от настороженного Бутенкова. Он еще сильнее занервничал, сильно сжал жезл, затряс им лихорадочно в воздухе и выкрикнул:

— Не брать сумку! Не брать! Что в ней? Что в сумке?!

Его прямо заколотило всего в предчувствии чего-то ужасного.

— Возьмите сумку за ручки! Медленно! Положите себе на колени. Раскройте. Не спеша. Одной рукой. Одной рукой! Что там в сумке? Что это?!

Бутенков не мог поверить своим глазам:

— Это что, голова? Голова?!

В ту же секунду женщина посмотрела на него, и он ужаснулся: её глаза были ярко-красного цвета, рот испачкан кровью. Бутенков невольно повернулся, чтобы позвать Скачко, но в следующее мгновение женщина стремительно выбросила из окна костлявую иссохшую руку, схватила его за горло и с нечеловеческой силой стала душить.

«Семеныч! Семеныч!» — хотел было крикнуть Бутенков, но только глухо захрипел и почувствовал, как почва уходит из-под ног, а он сам становится почти невесомым.

Скачко, увидев, что на его товарища напали, стал тоже выбираться из машины. Но только он вылез и схватился за кобуру, как на его глазах цепкая рука убийцы рывком притянула к себе Бутенков, жахнула его головой о корпус машины и с невероятной силой отшвырнула обратно.

Тело Бутенков тяжело грохнулось, распластавшись на земле, а «Жигули» нарушителя снова рванулись с места.

— Мать твою! — только и смог что произнести Скачко, едва успев отскочить в сторону. То, что он увидел, не поддавалось никакому объяснению. Да разве могла простая баба обладать такой недюжинной силой? Что это за фурия, черт возьми?

Скачко быстро забрался в свой автомобиль. Его всего трясло от злобы и ужаса.

— Нет, сучка, от меня не уйдешь, не уйдешь! — долдонил он всю дорогу, выжимая из своей колымаги что только можно. Однако на этот раз «Жигули» преследуемого оказались для машины Скачко недосягаемы. Он, казалось, полностью слился со своим автомобилем, чувствовал теперь каждый «вздох» его, каждое усилие, но всё напрасно — «Жигули» отрывались все больше и больше.

Скачко поверить не мог! На его глазах эта наглая сучка на бешеной скорости пронеслась мимо, будто не замечая их. На его глазах она превратила обыкновенное шоссе в скоростную трассу для автогонок; как с котенком, разделалась с его напарником и продолжает лететь так, словно издевается над ним: на-ка, мол, догони попробуй!

И надо же было этому случиться за каких-то полчаса до конца дежурства! Всего за полчаса!

— Дрянь, дрянь! Стерва! — налился Скачко злобой. — Догоню, все ноги повыдергиваю!

Что есть силы он давил на газ, и до боли в косточках сжимал руль, горя одним желанием: во что бы то ни стало настичь треклятые «Жигули».

И вот уже пошла Грушовка. За нею, Скачко знал, резкий спуск, а дальше крутой поворот. Там «Жигули» наверняка сбавят скорость, Скачко догонит их и — он ни на минуту не сомневался в этом — протаранит. Ему все простят. Простят, если он доставит эту сучку в горотдел. И он её доставит. Непременно. Пусть хоть что. Но перед тем он ей всё припомнит: и ядовитую усмешку, и Бутенкова, и неожиданно испорченный вечер.

Вскоре промелькнул и указатель конца Грушовки, дальше пошла волнообразная дорога. Машина Скачко плавно запружинила на кочках, но нарушительница и не думала сбрасывать скорость, самоубийца.

«Жигули» буквально пролетели над спуском, глухо шмякнулись, потом завизжали тормозами на повороте и в конце концов воткнулись в ограничительный столбик, смяв передок.

«Лучше б ты взорвалась!» — подумал, остановившись неподалеку и тяжело выбираясь из своей машины Скачко.

«Жигули» стояли прямо перед ним, освещенные фарами его машины. В каком состоянии находился водитель, определить было невозможно, но в том, что он серьезно пострадал, а может быть (о чем подсознательно гаичник мечтал больше всего), и разбился насмерть, Скачко не сомневался.

И все же он приблизился осторожно, с опаской и посветил фонариком в салон «Жигулей». Женщина, как он и предполагал, ничком лежала на руле. На голову был наброшен капюшон, так что лица Скачко не видел. Все так же нерешительно он осветил заднее сиденье, потом переднее и снова направил луч света на пострадавшую.

Все еще находясь под впечатлением сцены с Бутенковым, Скачко не решился сразу открыть переднюю дверцу «Жигулей», лишь несколько раз постучал фонариком по боковому стеклу:

— Эй, эй! Вы живы? — и снова направил фонарь внутрь машины.

Неожиданно женщина резко подняла голову и, сверкнув красными глазами, дико ощерилась, оголив ряд мелких щербатых потемневших зубов.

Скачко резко отшатнулся. Ему показалось, что на него взглянула сама Смерть. Сердце его похолодело и сжалось до невероятных размеров.

А «Смерть» вдруг дико захохотала, потом зашлась в безумном ликовании.

Капюшон ее при этом спал на плечи, и показался совершенно плешивый, с редкими кустами торчащих седых волос, череп, ошеломивший Скачко.