Лев Протасов - Красные озера [Publisher: SelfPub]

«Да не помогут тут никакие рецепты, вопрос времени», – обреченно подумал Радлов, потом заставил себя криво улыбнуться и ответил:

– У меня диагноз не страшный, оттого и без рецептов. Само пройдет.

– Не договариваешь ты что-то, – грустно произнесла женщина, но давить не стала. Помолчала с минуту, думая, о чем еще можно поговорить, и спросила: – Я слыхала, наши завод подорвали. Так ли?

– Так-то оно так, только без толку. Он вроде бы накренился поначалу, а теперь целехонький стоит. А кто и как восстановил – неизвестно.

– Уезжать надо было отсюда. Давно еще, когда Лиза жива была. Только не прозорливые мы с тобой оказались.

– Надо было, – согласился Петр. – Да теперь-то уж чего рассуждать. Что есть – то есть. С этим жить и приходится.

Он прикрыл глаза, и Тома, понадеявшись, что муж спит, тихо вышла за дверь.

Но Петр не спал. Петр погрузился во тьму, обитающую под веками, и думал, отчего жизнь сложилась не ахти как. Думал и не понимал. Потом вспомнил Иру, обрадовался и решил непременно как-нибудь ей позвонить. Принялся считать, родился ли уже ребенок, но от спутанности мыслей не сумел – решил, что рано еще. «А может, назвали бы Петей, – пронеслось у него в голове. – Имя хорошее. Попрошу, наверное… аль неудобно?».

Размышления его прервал стук в дверь. Он слышал, как ругается Тамара, но не понимал, что происходит, а встать не мог.

Тамара через пять минут влетела в спальню со словами:

– Там муженек этой истерички, Ленки, приперся. Тебя требует.

– Пусть зайдет.

– Чтоб он еще по нашему дому топтался?!

– Господи, да не встану я сейчас! – вспылил Радлов. – Скажи, пусть зайдет.

Женщина скрылась в коридоре, что-то там недовольно буркнула и замолчала. Почти сразу на пороге появился хлипенький, нетрезвый мужичок.

– Чего тебе? – осведомился Петр без особого интереса. – Тоже недоволен, что я забор зимой чинил? Или хочешь мне доказать, будто я заводом владею и всех погубил? Давай, не стесняйся.

– Здравствуй, Петр, – ответил мужичок дрожащим голоском. – Люди-то не знали ничего. Ты понимаешь, Иркина мать… ну кто бы ей не поверил? Всю жизнь здесь, четверо детей, из-за мужа все жалели… и поверили. А теперь ясно – соврала она. Завод взорвали, а он стоит – разве может быть такое, если б ты или другой какой человек им заправлял? Так что… не серчай уж… тебя в селении уважают, – он поперхнулся и добавил себе под нос: – Снова.

– Умеете вы задницей-то крутить – куда удобно, туда ее и поворачиваете. Ладно, кто старое помянет… Так чего приперся? Денег опять просить?

– Не-не-не, – с подобострастной интонацией сказал мужичок. – Предупредить хочу. Шалый людей собирает тебя убить. Он и еще в лесу убил кого-то, я точно знаю! Туриста на морозе замерзать оставил и бабу утопил. Зверь он.

– Ты ведь распинался, местные, мол, меня снова уважают. Кто ж за ним пойдет?

– Так мало кто! И то, уж всё понимают, а не хотят признавать, что зря тебя ненавидели. В общем, завтра опосля работы тебя шесть человек подкараулят, – он покраснел от стыда и продолжил: – И я седьмой. Они у меня живут, с женой грозились что-нибудь сделать. Я не могу не пойти, ты уж… ты… – «прости» он выговорить не смог.

– Да понятно! Их два здоровых лося, а ты один. Конечно, боишься, – Петр несколько раз кивнул. – А, гляжу, жена-то тебя совсем забила. Пить бы, что ли, бросил.

– Так это…

Мужичонка не закончил, потому что точно знал, что не бросит, и сбежал.

– Выскочил, как ошпаренный, – съязвила Тома. – Чего хотел-то?

– Ничего толкового, – соврал Радлов. – Рассказал, что меня в селении, мол, полюбили снова. Дошло до них, что завод мне не принадлежит.

– Ой, стал бы он ради этого впопыхах прибегать!

– Ну, денег еще просил. Видать, тайком от жены выпить хочет.

– Чего ж ему тайком пить, коли они там вчетвером квасят вместе с Шалым и прихвостнем его… который с лицом изуродованным.

– Не знаю я, просил и всё, – отрезал Петр и повернулся набок.

– Ну тебя, – возмутилась Тамара да ушла прибираться перед сном.

Радлов наконец задремал по-настоящему – на три минуты. И в эти три минуты пришла к нему Лизавета, уселась рядышком да залепетала свое обычное: «Не убивай нас». Петр с ужасом заметил, что от Лизаветы там только лицо и верх, а ниже пояса ползет какая-то тьма, извивается и шипит…

Утром вымотанный очередной бессонной ночью Петр был на участке горных работ – бродил по краю отработанного котлована да чего-то все на его черное днище пялился. А позади грохотали дробилки, позади шумели экскаваторы и сновали по траншеям груженые рудой самосвалы.

– Что-то ты не весел, Петр Александрович! – сказал инженер, спустившийся со смотровой площадки. – Чего выглядываешь-то? Пустая порода осталась и только.

– А что-то вот глаз зацепился. Иногда, знаешь, остановишься на чем-то привычном и до боли знакомом и оторваться никак не можешь, – он с трудом отвел застывший взгляд от бездны и посмотрел на собеседника в упор. – Дочка мне снится. Покойная. На кладбище, может, пора сходить?

– Ну, сходи, – невнятно отозвался инженер, не понимая, как реагировать на подобные разговоры.

– Да вообще-то недавно был. У нас один человек есть, Лука, у него тоже сын умер. так он и ей, и своему сыну раньше цветочки плел из грачиных перьев и у могилок складывал. А в последнее время странное дело происходит. Машина три раза приезжала, очень рано, чтоб не видел никто – да я-то не сплю, я видел. Из машины выходит человек в рясе, кладет на надгробие букет цветов, пышный такой, и уезжает сразу. Жене-то я соврал, что это Лука, чтоб еще она голову не ломала. Чего бы это значило?

– Так, поди, по ней службу кто заказал.

– А цветы при чем?

– Ну… тут уж не знаю, – инженер пожал плечами и отошел в сторонку, решив, что Петр не в себе.

Сам Петр проходил около рытвины в земле еще полдня, пока к нему не обратился какой-то механик с докладом:

– Немного надо пробурить, твердая порода вглубь идет. А буры купили плохие.

– Бурите так, – ответил Радлов, потом вдруг забеспокоился и спросил: – Послушай, семья у тебя есть?

– Есть, конечно.

– Здесь живут?

– А где ж еще! Мы не разлучаемся.

– Перевези их. Перевези как можно скорее! – выпалил Петр и потряс механика за плечи.

– Начальник, это… ты мужик-то положительный… но иди уже проспись, а то народ пугаешь.

И механик повернул обратно к своему месту, то и дело оглядываясь на Радлова. Радлов протер лицо платком, сняв толстый слой пыли, уточнил время по наручным часам, понял, что до конца смены еще далеко, и спрятался в бараке для отдыха.

Оставшиеся три часа безвылазно просидел там, закрыв глаза и пытаясь хоть немного, хоть пару минут поспать – тщетно.

По окончании рабочего дня он вывалился на улицу шаткой глыбой и неспешным шагом отправился в сторону дома.