Лев Протасов - Красные озера [Publisher: SelfPub]

В приемнике царил хаос: у регистратуры мельтешащей гурьбой толпилась родня пациента, попавшего под удар дверей, всюду сновали хмурые, запыхавшиеся люди в больничных халатах, у стен, хрипя и кашляя, ожидали своей очереди больные – кто за сердце хватался да театрально выл, кто постанывал от боли, а иные вовсе лежали без движения, и непонятно было, то ли живые они, то ли уж нет.

– Помощь нужна! – закричал Радлов, но никто его не услышал.

Тогда он побежал вперед по узенькому коридору и напротив смотрового кабинета увидел пустую медицинскую каталку. Аккуратно, словно спящего ребенка, положил на нее старика – а у того уже глаза закатываются, хрипы захлебываются сами в себе, и лицо как будто набок сползает.

Почти сразу к ним подскочила женщина средних лет и недовольно крикнула:

– Кто разрешил-то?! Для другого человека каталка стояла! Господи, что за люди!

– Он умирает вообще-то, – произнесла Ирина, только-только нагнавшая своих спутников.

– Тут все умирают, – буркнула женщина. Потом внимательно поглядела на Матвея, пообещала позвать врачей и скрылась.

Петр направился к регистратуре. Сообщил имя и фамилию старика, протянул в оконце мятую стопку из необходимых документов и стал ждать оформления, нервно топая ногой.

– Вы родственник? – раздалось по ту сторону мутного стекла.

– С одного поселка мы. У нас там все как родственники.

Из-за стекла послышалось неодобрительное цоканье, затем в щели снизу показалась тоненькая девичья рука с обрывком бумаги.

– Контактные данные свои запишите.

Радлов послушно указал свой адрес и телефон и протянул бумажку обратно в щель.

– Полных лет сколько? – донеслось оттуда.

– Семьдесят восемь.

– Диагноз какой по скорой?

– Мы не по скорой. У нас одна подстанция на несколько поселков. Мы сами привезли. Инсульт, я думаю.

За стеклом тяжело вздохнули и попросили подойти позже, когда предварительный диагноз будет известен.

Когда Радлов вернулся в коридор, Матвей все еще лежал на каталке, а Ира растерянно озиралась, не зная, куда приткнуться.

Чуть дальше поставили еще одну каталку. На ней был полуголый старик – трясся и орал, не переставая: «Помру! Помру! Помру ведь!». Молодой парень в светло-синем халате измерял ему давление.

– Вы чего здесь до сих пор? – обратился Радлов к Ирине. – Врач где?

– А… никто не подошел…

Лицо у Петра задергалось от злости, он побагровел и ринулся в смотровой кабинет. Там за столом друг напротив друга сидели молоденькая медсестра в ворохе бумаг и врач – пожилая женщина с тоненькими, недобро поджатыми губами.

– Вы чего, б вашу мать?! – закричал Петр во все горло. – Мы двадцать минут ждем, дед отходит уже!

– У нас три скорые, – ледяным тоном произнесла женщина. Губы-ниточки на ее лице при этом шевелились, как какое-то красное насекомое – медленно и вязко. – Дверь закройте с той стороны, к вам подойдут.

– У вас эти три скорые орут на всю больницу – живые, значит. Зад-то поднимите свой!

В ответ тот же ледяной тон, с нотками раздражения:

– Я сказала, дверь закройте.

Радлов раскрыл рот, чтобы продолжить ругань, но вдруг резко успокоился, напустил на себя добродушный вид и подошел ко врачу ближе, почти вплотную.

– Вы себе что позволяете? Вас выведут сейчас отсюда!

– Боюсь, вы меня не так поняли, – елейным голосом сказал Петр. Потом расплылся в широкой улыбке и осторожным, плавным движением вложил что-то женщине в боковой карман. – Вы подходите, когда удобно. Я же все понимаю.

Он вышел обратно в коридор, ломящийся от почти осязаемой массы человеческих звуков – стонов, криков, приглушенных бесед на заднем фоне и механических команд из висящего под потолком громкоговорителя.

Молоденькая медсестра выскочила буквально через минуту и, обойдя каталку с орущим дедом, прямиком направилась к Матвею.

– Ой, – воскликнула она, посмотрев в его закатившиеся зрачки. – Так его в реанимацию надо, – и, в сторону кабинета: – Аня! Санитаров вызови мне!

По громкоговорителю с неприятным шумом прозвучал какой-то призыв, и Радлов спросил у медсестры:

– Без санитаров никак, да? Быстрее ведь.

– Третий этаж без лифта, – девушка пожала плечами и робко добавила: – Извините…

Вскоре Матвея увезли, а Петр и Ирина остались ждать напротив регистратуры. Сидели молча. Окружающий хаос проносился мимо них, не затрагивая сознания, а несчастный пациент на каталке до сих пор кричал, срываясь на хрипы: «Помру! Помру!».

Петр закрыл глаза, огнем горящие от перенапряжения, и сквозь шум в голове услышал голос Иры:

– Старику-то как плохо. Вон, на каталке. Позвать бы кого…

У Радлова внутри срабатывает маркер «свой/не свой», и он равнодушно замечает:

– Это чужой старик. О нем пусть его близкие заботятся.

Ирина говорит что-то еще, но ее совсем не слышно. Больничного гула не слышно тоже. А самой больницы уж не существует – вместо нее вокруг простирается красная пелена, из которой повсеместно торчат булыжники цвета сажи. И сажа-то в воздухе кружит, кружит невесомой крошкой, залепляет тяжелые веки, и голова камнем тянется книзу, голова падает, голова катится по земле отдельно от туловища, уставшая, переполненная невнятными размышлениями, а в голове той – две дырки чуть выше переносицы, затянутые лоскутами полопавшихся сосудов…

Радлов открыл глаза. Он провалился в сон на столь малый промежуток времени, что снаружи ничего не успело измениться – никто даже шагу сделать не успел, разве что ногу закинул да замер безвольной картинкой, ожидая его пробуждения.

– Что? – переспросил Петр, повернувшись к Ире.

– Говорю, в другую больницу надо было.

– Нет-нет, нам просто не повезло. В прошлый раз тут хорошая тетка сидела.

– А вы разве были здесь?

– Конечно! Ир, я год не сплю толком. Такая нагрузка на сердце!

– Здоровы хоть? – поинтересовалась женщина.

– Не совсем, – мрачно ответил Радлов, но вдаваться в подробности не стал.

Через час их пригласили на третий этаж. На площадке у закрытых дверей отделения стоял хмурый мужчина лет сорока в старом белом халате – обшлага на его рукавах расходились рваной бахромой.

– У деда вашего ишемический инсульт слева, – сообщил он.

– И чего… дальше будет? – осведомился Петр, борясь с одышкой.

– Дальше стабилизируем, переведем в палату и посмотрим. Очаг не очень большой, но, сами понимаете, в таком преклонном возрасте… хотя, конечно, бывает по-разному.

Обратно ехали в тягостном молчании. Когда вдалеке показалось израненное тело старой горы, Ирина испуганно спросила:

– А что имелось ввиду под преклонным возрастом? Он что, умрет?

– Нет, – ответил Радлов уверенно. – Не тот у него характер, чтоб вот так умирать.