Макс Старк - По ту сторону изгороди

– Я разговариваю с отцом, – ответил он.

Взгляд Антона забегал по сторонам, он даже обернулся, но никого больше не увидел. Кругом только деревья да молчаливые могилы.

– А где он?

Вместо ответа, парень жестом пригласил Антона подойти. Всего три секунды он колебался, считая про себя: «один, два, три», а потом оттолкнулся от березы и подошел.

– Вот он, – показал парень на могилу.

Антон прочитал имя, высеченное на плите, и непроизвольно отступил. Прочитал еще раз, вчитываясь в каждую букву, проговаривая фамилию, имя и отчество по несколько раз. Еще и еще, до тех пор, пока наконец до него не дошло: это могила его отца, Коляжного Андрея Николаевича.

– Тебе не хорошо? – спросил парень.

Антон отступил еще на шаг, обратно к березе. Чуть было не упал, неуклюже наступив на старый, размокший кирпич. После почти четырех часов скитаний, какой-то незнакомый парень находит могилу его отца и заявляет, что это вовсе не отец Антона. Он почувствовал сильное волнение, почти такое же как в тот вечер, когда родители закрылись на кухне и кричали. Он затыкал уши руками, прятал голову под подушку, но все равно слышал крики из кухни. А когда утром проснулся, отца не было, а мать сидела на полу, у плиты с опухшим лицом и размазанной тушью.

– Это мой отец, – голос подрагивал и звучал тихо. В горле пересохло и свербело, он закашлялся и попытался смочить голо слюной, но во рту было как в пустыне в самый засушливый сезон.

– Так значит ты Антон? – он все еще улыбался, а Антон беззвучно хлопал губами и все шире и шире открывал глаза, словно рыба в руках рыбака.

– А я Сашка, твой брат, – он сделал шаг и протянул руку, приглашая поздороваться по-мужски, по-взрослому.

Антон смотрел то на широкую улыбку, то на протянутую руку, соображая, как правильно реагировать. Он видел его впервые, кроме того мать никогда не говорила про брата. Да если бы у Антона был брат, то они должны были встречаться по утрам за завтраком, вместе ходить в школу, играть в футбол, а возвращаясь домой залазить в ржавую телефонную будку и вспоминать раннее детство. И уж наверняка Антон бы помнил совместные ночные вылазки на кухню за шоколадом и купание на одном матраце в лесном озере, ночевки в палатках, сидение у костра и страшные рассказы брата. В общем все то, чем обычно занимаются братья. Но Антон ничего этого не помнил, мало того он начинал подозревать, что вся эта история обман. Наверняка этот Сашка родственник Насти. Она подослала его к Антону, чтобы свести с ума невероятной историей про брата. А может это кто-то из дворовых парней решил над ним подшутить? Если так, то это самая злая, самая изощренная шутка. Эта шутка из разряда запретных, касающихся не только Антона, но его отца. Тот, кто решил так пошутить подлый, ничтожный человек. Прямо как Настя.

– Ты знаешь Настю? – зло выпалил Антон. Горло уже не горело, словно песок под палящим солнцем, слюна вновь вырабатывалась, голос вернулся.

– Нет, а должен?

Антон не умел определять по выражению лица, когда ему врут, а когда говорят правду, если конечно у вруна не краснели уши и щеки, а глаза начинали бегать, словно солнечный заяц по стене. Но это обычно происходило с неопытными врунами, если же попадался матерый, закоренелый, то не один мускул, ни одно движение не выдавало его. Сашка не покраснел, чуть свел брови и отрицательно покачал головой. Если окажется, что он врет, то он из разряда профессионалов.

– Так ты не пожмешь мне руку? – задорно спросил он.

Антон еще раз заглянул в его глаза и решительно сжал ладонь.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Отец часто про тебя говорил, – Сашка махнул в сторону могилы.

– А мне про тебя ничего не говорил.

– Да, я знаю, – сказал он с сожалением, – он не хотел, чтобы обо мне узнала твоя мать. Ведь я мог разрушить твою семью.

Антон вновь вспомнил тот вечер, когда родители закрылись на кухне, а он прятал голову под подушкой. Это был последний вечер, когда он слышал голос отца. Тогда он и предположить не мог, что именно Сашка стал причиной криков на кухне и опухшего от слез лица матери.

– Сколько тебе лет? – спросил Антон.

– Двенадцать, на год больше чем тебе.

– А мне одиннадцать, – сказал Антон и почесал затылок, чувствуя, как жжет уши. Он мысленно бранил себя: «Дурак! Зачем это? Он ведь только что сказал тоже самое».

– А я знаю, – улыбнулся Сашка.

– Ты жил с отцом? Теперь живешь с матерью?

– Он жил с нами, после того, как ушел от вас. Мама умерла за год, до отца.

– Так ты остался один? – спросил Антон и тут же ощутил неприятное покалывание в затылке. Такие вопросы нельзя задавать, обычно от таких вопросов становится мерзко на душе. Он бы не хотел, чтобы ему задавали подобные вопросы, ведь тот, кому приходится отвечать, ощущает на душе мерзость, помноженную на сто.

– Да, в точку! До сегодняшнего дня я был один, – он все улыбался, – но теперь у меня есть ты.

Антон перевел взгляд от довольной физиономии Сашки на фотографию улыбающегося отца. Нет, Сашка не родственник и не друг Насти, он не имеет никакого отношения к ребятам со двора или школы. Антон смотрел на отца и видел улыбку Сашки, его глаза, его прищур. Ему вспомнились слова, которые отец произнес в один из последних дней, прежде чем навсегда исчезнуть. «Знай, сын, в мире нет никого ближе родни. Однажды настанет момент, когда всё будет против тебя и тогда на помощь придет родня». Так вот что имел ввиду отец, вот про кого он говорил. Но почему он не сказал прямо, что у Антона есть брат? Почему он утаил это от него? Ведь достаточно было взять клятву не рассказывать матери! Если бы Антон узнал о брате раньше, то жизнь была другой.

У Антона засвербело в горле, глаза резало. Подступали слезы, а он старался их сдержать. Он не думал о Сашке или о смерти его матери, он не жалел брата, в тот момент его не волновали чужие проблемы, он был занят своими. Он жалел себя, ругал отца, за то, что бросил его, за то, что не рассказал про брата и ненавидел мать, за то, что не удержала отца.

– От чего он умер? – спросил он тихим, вот-вот сорвавшимся от слез голосом.

– Автокатастрофа. – Сашка вздохнул и в деталях рассказал все, с момента как отец сел за руль и до момента как тот самый руль пробил ему грудную клетку. Отец свернул на объездную, его подрезал черный джип, отец обругал водителя, закурил сигарету и отпил минералку из стеклянной бутылки, а потом проехал на красный сигнал светофора, не заметив приближающегося грузовика, едущего в детский магазин на разгрузку ящиков, набитых куклами и плюшевыми медведями. Сашка рассказывал в подробностях, словно сидел в машине на соседнем кресле и видел последние минуты жизни отца собственными глазами.

«А ведь он не курил», – думал Антон, – «Я не видел отца с сигаретой, от него никогда не пахло табаком».