Макс Старк - По ту сторону изгороди

Мысли Антона продолжали витать вокруг мертвого деда, его кровати, а руки тем временем чистили аквариум хомяка. Хвича бегал по полу, цокал коготками по ламинату, а Антон время-от-времени посматривал на дверь, проверяя не открылась ли она, не показалась ли в проеме морда старой кошки.

Как же кардинально поменялась жизнь со смерти отца. Ведь тогда мама была здоровой и счастливой, любящей и заботливой. У него была своя комната и щенок с черным ухом и маленьким хвостом… Или это было не с ним, а с другим ребенком в каком-то фильме для детей?

«Тебе надо есть, Антоша, организм растет. А не будешь есть останешься таким же маленьким», – сказала бы мама и обязательно наложила полную тарелку супа. Ах, как Антон не любил супы. Отказывался, запирался в комнате, обижался. «Вот дурак!» – бранил он себя и хорошенько прикладывался кулаком к щеке, где был больной зуб. Уж сейчас бы он не просто съел тарелку супа, но и попросил добавки! Да не одной.

Между делом он снова взглянул на постель деда. Странным образом работал мозг, заставлял смотреть на то, на что смотреть не хочется и думать о том, что противно и что пугает. Перед глазами снова появился беззубый старикан. Только в этот раз вместо глаз у него были черные квадратные пуговицы с четырьмя дырками и проделанной в них ниткой. Он чуть привстал, дотянулся до тумбы и достал полный мешок с красными леденцами. Антон даже через пакет и стойкий аромат мочи почувствовал сладковатый запах ванили.

В животе снова заурчало, слюна стала вязкой, а на корне языка появился приторный привкус. Он поймал хомяка, посадил в аквариум, засунул под кровать и вышел из комнаты. Приклеил оторвавшийся кончик волоска к косяку.

Настя все еще сидела на диване, но на Антона не обращала внимание, по телевизору шла передача про здоровый образ жизни, теперь там рассказывали, что воду недостаточно заряжать солнечной энергией, а надо еще добавлять щепотку соли и каплю растительного масла и тогда успех гарантирован.

Тетя Таня была на кухне, разбирала грязные вещи и заправляла стиральную машинку. Антон прошел мимо неё, открыл холодильник достал масло и хлеб.

– Снимай футболку, – сказала она.

Антон безропотно повиновался. Стянул футболку с головой утки и подал тете Тани. Она просунула палец в дырку, недовольно покачала головой, а потом кинула футболку в машинку и запустила стирку.

– Я постираю, но зашивать будешь сам.

Антон кивнул и сел за стол. После первого же укуса понял, что придется терпеть зубную боль. Он набрал полный рот горячего чая и пополоскал больное место. Боль перешла в зуд, такой, когда кусает комар. Большой, ненасытный, любящий причинять боль. Антон проглотил бутерброд не жуя.

Тетя Таня включила стиральную машинку. Антон обратил внимание, что его футболка стирается вместе с носками и подстилкой кошки. А та словно почувствовала, что стирают ее вещи, села напротив дверцы машинки и смотрела как крутится барабан.

– Пошли, Муська, уберем твой лоток, – сказала тетя Таня, наклонилась, подняла кошку и унесла из кухни.

Антон еще немного посидел за столом, глядя в окно. Его привлекла птица черного цвета, похожая на ворону или грача. Только настолько худая, что видны ребра, и выпирает хребет, похожий на горб. Птица сидела на сухой ветке тополя и глядела на Антона. Если бы он не знал, что птицы не умеют разговаривать на человеческом языке, то решил, что она хочет сказать что-то важное, ведь не зря прилетела из неведомых краев и села напротив окна, в которое смотрел Антон. Она приоткрыла клюв и срыгнула черный предмет округлой формы. Поймала его кончиком клюва, чуть наклонила голову, так, чтобы Антон мог рассмотреть все четыре дырки в пуговице и кусочек черной нитки.

Табурет пошатнулся, но не упал, после резкого подъема Антона. Оглядываясь на странную птицу, вышел из кухни. В голове крутились мысли о доме пуговичного человека, о леденцах, о стае крыс и собаки с обглоданным боком. Если все то привиделось, померещилось, то пуговица в клюве птицы была настоящей. Он надеялся, что это совпадение. Ведь бывает такое, что вороны таскают в гнезда всякие безделушки. Вот только те безделушки должны блестеть, да и эта птица не совсем ворона.

А может это посланник пуговичного человека? Может он таким образом дает понять, что знает где искать вора его любимого квадратного глаза?

Тетя Таня чистила кошачий лоток в ванной комнате, а кошка в этот момент сидела на ботинках Антона и справляла нужду.

– Брысь, – прошипел Антон, поглядывая в ванную, опасаясь, как бы тетя Таня не заметила, что делает кошка. У него похолодело в груди от страха, ведь стоит тети Тани поднять голову, оторваться от лотка и тогда Антону несдобровать. Она много раз говорила, чтобы он убирал свою обувь в шкафчик. – Брысь!

На цыпочках, согнувшись, подошел к двери и прогнал кошку, но было уже поздно, тетя Таня увидела. Оставила неубранный лоток и вышла в коридор.

– Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты обувь убирал в шкаф!

Она подняла его ботинки, повернула так, что с них стекла моча.

– А если бы попало на туфли дяди Миши или Настины? – она махнула головой в сторону их обуви и нервно рявкнула, так, что с губ сорвалось несколько капель слюны, – Вот твое место!

Резко открыла дверцу шкафа, так, что он пошатнулся и чуть было не упал. Забросила в него мокрые ботинки Антона и с силой захлопнула.

– Еще раз увижу, что твои вонючие башмаки стоят на видном месте, будешь ходить босиком!

Она отвесила Антону подзатыльник, но на этом не угомонилась, ей показалось мало просто ударить, нужно было еще добить словом:

– И только попробуй ночью реветь и кричать во сне! Вновь отправлю на лечение!

Это была самая сильная из угроз. При упоминании больницы, у Антона тряслись колени, перехватывало дыхание, а сердце сначала останавливалось, а затем колотило с такой скоростью, словно собиралось покинуть грудную клетку и бежать далеко и долго, туда, где не говорят про больницы и не отправляют детей на лечение.

– Ну что хлопаешь своими глазками? – не унималась она, – думаешь я шучу? Думаешь не отправлю тебя в больницу! А вот увидишь, завтра же позвоню доктору Чехову и договорюсь о твоей изоляции от нормальных людей! Мало тебя лечили! Мозги как были куриные, так и остались!

Она приказала идти в свою комнату.

Антон почувствовал недомогание, голова закружилась, а в глазах поплыло. Дверь задвоилась, в ушах шумело, а из груди словно вынули сердце. Он терял сознание, ноги подкашивались. Но если он упадет, то только раззадорит тетю Таню и насмешит Настю, а мысль о больнице окрепнет в их мыслях. Он резко мотнул головой, прогоняя слабость и вошел в свою комнату.

– Дуралей! – кричала тетя Таня, но Антон слышал приглушенное эхо, словно её слова пробивались через толщу воды или плотный сугроб. На фоне шумел телевизор и смеялась Настя. Противный хохот растягивался словно мелодия на старой пластинке. Антон захлопнул дверь, прыгнул в кровать и плотно зажал уши подушкой.