Макс Старк - По ту сторону изгороди

Сашка, помимо своих кроссовок и футболки, держал в руке варежку, покрытую илом.

– Ну хоть трофей унес. В коллекции прибыло. – Он не улыбался, в глазах все еще просматривалось застывшее опасение, что кикимора может вернуться, зайти за линию отделяющую островок камыша и сожрать их.

– Выбрось его, вдруг это принадлежало мальчику, съеденному кикиморой.

– Так и есть. От этого трофей еще ценней.

– А вдруг призрак того мальчика будет преследовать нас? – спросил Антон.

– Но ведь пуговичный человек или жена смотрителя кладбищем нас не преследует. Так почему этот мальчик будет? – он выдавил скудную улыбку, – смотрю ты все же вернул свою футболку.

Антон перевел взгляд с варежки на футболку, крепко зажатую в кулаке. Она в черно-зеленых пятнах и воняла илом. «Ну хоть не дерьмом», – подумал Антон и развернул футболку.

– И вот еще что, возьми-ка это. Обмажешь платье Насти.

Сашка поднял грязную банку, валяющуюся под ногами, набрал в нее жидкий черный ил и подал Антону.

– Что сделать? – ошарашено спросил Антон.

– Надо наказать, отомстить. Да так, чтобы запомнила, чтобы на всю жизнь, – он держал наполненную до краев банку на вытянутой руке.

– Она меня убьет! – воскликнул Антон и замахал руками, а для пущей убедительности закрыл глаза.

– Антоха, ты только что сразился со страшной кикиморой, а боишься какую-то там девчонку? – усмехнулся Сашка.

– Тут другое, тебе угрожала опасность.

– Ну а там угрожает опасность тебе! Если не проучишь ее, то она до конца жизни будет издеваться над тобой.

Антон уже не противился, но и банку не спешил хватать.

– Моя философия простая: каждому по заслугам. Бери эту чертову банку, я так долго не могу держать. – Он подался вперед и вложил банку в руки Антона. Она была холодная и скользкая, словно груша без кожуры.

Зашло солнце и выглянула луна, похожая на белое яблоко. Они расстались у некогда красной телефонной будки. Но перед тем достали в расщелине между будкой и асфальтом железную прямоугольную коробку, бывшую когда-то пеналом. Теперь он больше походил на мятый ржавый кирпич, а раньше в него легко помещалось штук пятьдесят фломастеров, столько же ручек и еще можно было впихнуть тетрадку, предварительно свернув ее в трубочку. Антон держал коробку, а Сашка бережно, чтобы не сломать старый механизм, проворачивал замочек. Там лежала фотография с улыбающейся красивой женщиной. Антон не хотел впадать в воспоминания, а потому отвернулся, прогоняя из мыслей образ жены смотрителя кладбища. Сашка сложил в коробку глаз пуговичного человека и варежку, съеденного кикиморой мальчика. Так же бережно закрыл замок и велел Антону убрать коробку под телефонную будку.

Он сунул руки в брюки и, посвистывая, пошел в сторону луны, а Антон домой, через вонючую арку.

Двор опустел, поднялся ветер, небо внезапно заволокли тучи. Горел всего один фонарь, у его подъезда. Антон огляделся, поежился и ускорился. Ему померещилось будто из темноты двора за ним наблюдали неподвижные черные глаза. За спиной зашелестела листва, потревоженная порывом ветра, а фонарь у подъезда заморгал и беспокойно затрещал. Мысленно он все же переместился в далекую ночь, проведенную на кладбище. За спиной гулкие шаги смотрителя, а впереди, маячил тусклый свет луны. Луна часто пряталась за тучи и стволы деревьев, а Антон думал только о том, чтобы она поскорей появилась вновь и больше не исчезала, ведь тогда он мог потерять брата, наткнуться на дерево или на надгробную плиту, скрывающуюся в ночной темноте. В те моменты, когда луна пряталась, темнота резко сгущалась, словно стая мух, облепившая дохлую крысу. У Антона появлялось ощущение, что за ним и за Сашкой наблюдают. И это не смотритель, а кто-то намного опасней. Страх прикасался ледяными пальцами к затылку, пробирался под кожу и зудил, словно рана, покрытая свежей коростой. Подсознательно он знал, что кроме смотрителя их преследуют существа в капюшонах. Они двигались быстро, прыгали по старым крестам и сухим веткам.

Вот и теперь, оглядываясь, всматриваясь в темноту двора, Антона пронизывал страх. Только теперь ему казалось, что за ним наблюдает одно существо, чью фотографию они спрятали под телефонную будку. Если жена смотрителя смогла преодолеть кладбищенскую ограду и найти двор Антона, то ей ничего не стоит выскочить, преградить путь и сжать шею костлявыми пальцами.

В тот момент, когда Антон добежал до подъезда, фонарь ярко вспыхнул и потух. Если бы год назад все жильцы проголосовали за установку железной двери с ключом, а не электронным домофоном, то сейчас, Антону пришлось рыскать по карманам, судорожно выискивая ключ, если бы конечно ему его выдали. Он набрал код, дернул ручку, юркнул в проем и побежал по лестнице. Опасность еще не миновала, чудища могли поджидать под лестницей или на подъездных площадках. Протянуть черные, безжизненные, крючковатые руки, пахнущие сырой землей и утащить. Под ногами хрустели осколки от лампочек, сердце бешено колотилось, а в ушах стоял монотонный гул, как от телевизора, включенного на несуществующий канал, показывающий рябь. Он барабанил по двери так громко и так часто, что у соседей на два этажа выше, залаяла собака.

Дверь открыла тетя Таня. Схватила Антона за плечо и затащила в коридор. Сначала влепила подзатыльник, а уже потом сказала, что стучать так громко нельзя. Говорила в свойственной ей манере: гневно и нетерпимо. Дождалась пока Антон снимет обувь, втолкала его в зал. Свет был выключен, но от работающего телевизора расплывалось голубое свечение, достаточное, чтобы видеть сидящего на диване дядю Мишу. Косые глаза глядели на Антона.

– Иди в свою комнату, и чтобы я не слышал тебя до утра, – сказал он заплетающимся языком.

На столе стояли пустые бутылки и грязные тарелки. Стоял тягучий, горький запах от сигаретного дыма.

– А о том, что ты убежал от сестры, поговорим завтра! – грозно сказала тетя Таня и влепила еще один подзатыльник, немного слабее предыдущего.

Антон зашел в комнату, поставил на стол банку, обернутую пакетом, найденным там же, во владениях кикиморы. Эти двое были на столько пьяны, а ярость так сильно захлестнула головы, что они даже не обратили внимание на странный пакет в руках Антона.

Крышка открылась с хлопком, по комнате быстро распространился смрад ила, улиток и дохлой рыбы. Или как бы сказал Сашка гнилой плоти ребят, разорванной одежды, ногтей, волос и перемолотых костей. Он закупорил банку, открыл окно и вдохнул запах улицы. Луна окончательно скрылась за тучами, а вдалеке, где-то над недостроенной городской больницей искрились молнии.

Антон лег в одежде. Раздеваться рано, ему предстояло исполнить задуманное. Пока Настя спит в чистой постели и розовой любимой пижаме. Он дождется пока замолкнет телевизор, захлопнется дверь в комнату тети Тани и дяди Миши, а пружина в их кровати протяжно скрипнет и тогда выйдет вершить правосудие.