Брендан Денин - Хризалида [litres]

Том сделал шаг к подвалу, с огромным трудом остановился и повернулся к записке. «Что с тобой, мать твою?» – подумал он и заставил себя взять листочек.

Том, я пока поживу у Виктории. Что с тобой происходит, я не знаю – ты сидишь на наркотиках, или боишься новой жизни и не справляешься с нервами, или хочешь бросить меня без лишних разговоров… В любом случае с тобой быть я пока не могу.

Я боюсь тебя, но при этом люблю и знаю, что человек ты хороший. Вот только куда этот человек подевался? Через пару дней я позвоню. Может, нам стоит обратиться к семейному психологу.

С любовью,

Дженни.

По щекам у Тома струились слезы, но он чувствовал лишь непреодолимое желание спуститься в подвал.

Живот пронзила резкая боль, и Том повернулся к холодильнику. К тому, что стоял на кухне; к тому, что работал; к тому, что не скрывал объект его единственного желания. Когда он в последний раз ел? Том не помнил. Аппетита не было. Сама мысль о еде вызывала тошноту.

Том смял записку и бросил на заляпанный пол, не сводя глаз с подвальной двери. Кромешная тьма за ней притягивала магнитом. Изо рта вырвался смешок, и он рванул вперед.

Том отодвинул холодильник от стены.

Хризалида выросла еще больше, рождественская гирлянда делала ее темные пульсирующие вены разноцветными. Люминесцентные лампы на потолке перегорели несколько недель назад. Тома это очень радовало: в теплую тьму он погружался с удовольствием.

Увидев хризалиду, Том вздохнул с облегчением. Снежинки стучали в закрашенное оконное стекло чуть ли не с радостью – чем не барабанная дробь, приветствующая его возвращение к темной массе, растущей на стене.

Том осторожно прижал ладони к слизистой поверхности. Хризалида обычно содрогалась от его прикосновения, а сегодня – нет. «Странно», – подумал Том, но закрыл глаза в ожидании прихода.

Он ждал. Ждал. Ждал.

Через минуту он открыл глаза. Удовольствие не накатывало. Наоборот – сознание прояснялось, наполнялось страшными воспоминаниями о вечеринке и об инциденте в баре.

– Нет… – проговорил Том и сильнее нажал на хризалиду. Снова ничего. Может, она… злится на него? Злится за то, что он больше недели не кормил ее зверьками? – Ну, давай же…

Дыхание по-прежнему слышалось, но слабее прежнего.

– Пожалуйста! – взмолился Том, но кайф не накатывал.

Расстроенный, Том оторвал ладони от хризалиды, глаза наполнились слезами, а сознание – страшными картинками. Его тело в петле. Веревка привязана к потолочным балкам. В руке зажат кухонный нож, он вскрывает себе запястья, вспарывает вены. Он исходит кровью на полу кухни, на пятне, которое так и не удалось вывести.

– Нет! – протестующе воскликнул он, сжав кулаки, но желание жить утекало прочь.

Капелька слизи упала на запястье и скатилась на предплечье. Том бездумно наклонился и слизнул ее. Вкус оказался взрывной – одновременно жуткий и восхитительный, как собачье дерьмо в сахарной пудре. Том поперхнулся, но проглотить сумел.

От живота по всему телу растеклось болезненное тепло. Когда оно дошло до мозга, перед глазами взорвались звезды. Том отшатнулся от хризалиды, налетел на поврежденные сыростью ящики и скатился на пол, врезавшись плечом в пол. В баре избили, теперь еще о пол ударился – ему бы в агонии биться, а он дрожал от эйфории. Том перекатился на спину и задышал полной грудью, с каждым вдохом открывая новые грани бесконечного. Хризалида еще немного увеличилась. Звуки дыхания стали громче, а Том все извивался на грязном полу подвала, забывшись в экстазе.

Том резко проснулся, несколько раз моргнул, чтобы вычистить песок из глаз, потом медленно сел, подавив подкатившую тошноту. Он попытался вспомнить, какой сегодня день, но не смог. «Сейчас декабрь», – подумал Том. Он живет один уже несколько недель. Сегодня будний день или выходной? Том понятия не имел. Зато он точно знал, что находится в подвале.

Том посмотрел на себя: он в мятом, грязном костюме, ботинок только один. Ситуация не прояснилась, ведь он мог вернуться с работы сегодня, а мог и не переодеться со вчерашнего дня. Или с позавчерашнего.

Медленно, стараясь не потерять равновесия, Том поднялся, на дрожащих ногах подошел к хризалиде и несколько секунд смотрел на нее. Прощаться с ней по утрам становилось все тяжелее. Захотелось сунуть немного слизи в рот, но он знал, что накануне вечером проглотил слишком много. Последствия он до сих пор ощущал не только телом, но и разумом.

Том придвинул холодильник к стене, спрятав темную массу.

На кухне, озаренной слепящим утренним светом, Том схватил с разделочного стола телефон и глянул на дату: 18 декабря. Он просидел в подвале целую неделю, питаясь тем, что давала хризалида.

Неужели он сидел там безвылазно, даже не переодев костюма? Том понятия не имел.

За окном пели птицы и ярко светило солнце. Тому смутно вспомнилось, что на северо-востоке хозяйничал не по сезону теплый фронт. Он отложил телефон и, прищурившись, глянул в окно. Снег сошел полностью. Ветви голых деревьев танцевали на ветру, который почти просматривался; день окрашивали фантастические цвета, пульсировавшие в такт его пульсу. Когда пульс подскочил, цвета закружились быстрее.

Живот свело от резкой боли, и Тома вырвало в раковину чем-то, похожим на черную смолу. Его выворачивало снова и снова, из онемевшего рта выхлестало немыслимое количество матовой слизи. Густая масса утекала в сток, но мерзкий запах поднимался над раковиной.

Спазмы наконец прекратились, а Том все горбился у блестящего крана и пытался отдышаться. Солнечные зайчики скользили по его затылку, который быстро покрылся потом. Наконец Том выпрямился ровно настолько, чтобы схватить телефон, развернуться и сползти к основанию буфета, откуда не было видно ни солнца, ни слизи, вылившейся из его тела.

Том сосредоточился и стал рыться в телефоне.

Итак, сейчас утро понедельника, двадцать минут седьмого. Накопились десятки непрочитанных имейлов, пропущенные звонки, голосовые сообщения, эсэмэски. Том выбрал голосовые сообщения, поднес телефон к уху и, прижав голову к деревянной панели, уставился на открытую дверь подвала.

Первое сообщение пятидневной давности было от Дженни.

«Привет, Том! Как ты? Я несколько раз звонила, но сейчас решила оставить сообщение. Я даже не знаю, что сказать. Ну, кроме того, что я люблю тебя и не ставлю крест на наших отношениях. На прошлой неделе я ходила к доктору Миллер и проплакала весь прием, потому что тебя рядом не было. Доктору я сказала, что ты на работе, а слезы у меня из-за гормонов. Но сидеть там без тебя и одной смотреть на нашего прекрасного малыша было ужасно. На курсы подготовки к родам я еще не ходила. – Дженни горько засмеялась. – Одной совсем не хочется».