Брендан Денин - Хризалида [litres]

Том хотел пересечь комнату, пробиться сквозь толпу гостей, но стая волков с окровавленными мордами снова прижала его к стене. Нет, это не волки, а люди, в основном – женщины с ярко-красной помадой и дико развевающимися волосами. Они танцуют, веселятся, совершенно не замечая Тома. Они то и дело его лапают.

– Отвалите от меня! – крикнул Том.

Гости засмеялись и чуть отодвинулись от него, не прерывая ни разговоров, ни танца. Том оттолкнулся от стены и снова попробовал пробиться сквозь призрачную толпу. Из-за мусора и разлитых по полу напитков маневрировать было сложнее. Мебель сдвинута, повалена, перевернута – в гостиной царил хаос.

Ему нужно в подвал. Ему нужно к хризалиде. Немедленно!

Вокруг глаза и рты – внимательные, любопытные, неумолчные. Том отчаянно протискивался мимо полуодетых, целующих и ласкающих друг друга людей. С каждым шагом стробы казались лихорадочнее, музыка – громче. Том задыхался. Каждая клеточка его тела просила хризалиду. «Пожалуйста, – думал он. – Ну, ПОЖАЛУЙСТА!»

Вдруг полуголая толпа расступилась и притихла.

По узкой тропке меж танцующих к Тому направлялась женщина. Она прошла мимо гостей, и они содрогнулись. Черное платье скрывало все ее тело, даже ноги, струясь вокруг них; черные перчатки тянулись до самых локтей. Волосы у нее были длинными, черными, лицо спрятано за тяжелой черной вуалью. В руках она держала металлический кубок с резьбой – голыми фигурками, корчащимися в агонии. Музыка до сих пор играла, но Тому казалась далекой, визгливой, как воспоминания о кошмаре. Вспышки стробоскопа пульсировали ей в такт.

Когда женщина приблизилась, тени захлестнули людей вокруг и позади нее. Их рты раскрылись в болезненном экстазе, тела заколыхались, потом исчезли, словно тьма проглотила их заживо.

Женщина сделала последний шаг, остановилась перед ним, и мир Тома сузился до кружка пульсирующего света в обрамлении кромешной тьмы и надрывной, пронзительной музыки, похожей на неумолчный плач умирающего старого зверя.

– Выпей! – шепнула женщина из-под вуали, протягивая ему кубок. Том чувствовал, как от нее волнами исходит жар. Он заглянул в кубок: там красное вино, густое, вязкое. Нет… это кровь; и тепло источает красная жидкость, а не женщина. У него на глазах кровь заколыхалась – у самой поверхности в ней что-то плавало. И не одно, а несколько. Длинные насекомые, многоногие, многоглазые, каких Том никогда прежде не видел. Женщина в черном подносила кубок все ближе к его губам. – Выпей… – снова прошипела она. Острый запах крови ударил Тому в голову – металлический, тошнотворный.

Том бездумно оттолкнул кубок правой рукой, на которой еще не зажил порез – памятка о посещении хризалиды в День благодарения. Тогда, очнувшись, он дико бился на полу подвала и напоролся рукой на грабли, которыми хотел содрать темную массу со стены еще в день первого осмотра дома.

– Нет! – крикнул Том, а кровь расплескалась по световому кольцу вокруг него и женщины в черном. Ему в глаза тоже попало, и в гостиной стало совсем темно. Том пошатнулся, когда услышал, как раскалывается упавший на пол кубок.

Почему-то звенело стекло, а не металл. Том яростно тер глаза, пытаясь вернуть зрение. Он расслышал изумленный ропот, стук шагов, мягкую классическую музыку. С глаз, наконец, спала пелена, Том поморгал и огляделся по сторонам.

Ни полуголых гостей, ни похабных танцев, ни женщины в черном. Том был у себя в гостиной и таращился на десяток соседей и друзей Дженни. Кто в спортивных костюмах, кто в коктейльных платьях – но все в черном и белом, как Дженни и указала в приглашении. Все смотрели на него с ужасом. Прямо перед ним, на расстоянии фута, стояла Дженни: руки нервно стиснуты, в глазах боль. По стене растекались винные брызги, пол усеяло битое стекло – Том явно выбил у нее из рук протянутый бокал вина. По щекам у Дженни бежали слезы.

Том понял, что переступил последнюю черту. Виктория подошла к сестре и обняла ее за плечи. Остальные гости не шевелились, не разговаривали, похоже, даже не дышали.

– Я… – только и смог выдавить Том.

– Убирайся! – сквозь зубы процедила Виктория.

В баре «У Ника» было не протолкнуться – из-за субботы ли, из-за близящихся праздников, или потому, что потеплело до мягких плюс пяти, или из-за первого, второго и третьего вместе. Посетители казались моложе, чем обычно: студенты, вернувшиеся домой на зимние каникулы, и местная молодежь чуть за двадцать, в кои-то веки отдыхающая дома, а не на Манхэттене. Когда Том ввалился в бар, он почувствовал себя доисторическим животным, выбирающимся из земли.

Том двинулся к стойке, стараясь никого не касаться. Он будто до сих пор ощущал голые потные тела, которые невольно задевал на вечеринке, хотя никаких тел не было. Не было ведь?

За стойкой хлопотал новый бармен. С длинными волосами. В татуировках. На миг Тому почудилось, что он смотрит на себя. Он что, вернулся в Алфавитный город? Ему выпал шанс начать все сначала? Нет, это сюр.

– Что желаешь, брат? – спросил бармен, швыряя на стол бирдекель.

– Двойной бурбон, безо льда, – прохрипел Том.

– Одну секунду, – пообещал двойник и отправился за виски. Какофония голосов оглушала. Том огляделся, но лица расплывались.

Как ни всматривался, ни Малкольма, ни Ханны Том не видел. В баре он не появлялся с тех пор, как привел сюда Дженни. Жизнь превратилась в полное безумие. Том соскучился по разговорам с Малкольмом, по человеку, который не осуждает перепады его настроения и эти параноидальные мысли.

Неужели он впрямь выбил бокал у Дженни из рук? Невозможно. Том обхватил голову руками. Черт, как же ему не хватало хризалиды!

– Вот и заказ, – объявил бармен. Том поднял голову и уставился на стакан с янтарной жидкостью. Она оказалась в центре его внимания, а через пару секунд – в его пустом животе. Только вот сознание никак на это не отреагировало.

– Повторим! – потребовал Том у бармена.

– За последствия не отвечаю, – предупредил беспардонный длинноволосый хипстер.

Чувствовалось, как за спиной пульсирует толпа. Это люди – правда? В баре?.. А сам он? Или он у себя в подвале? Том осушил второй, потом третий стакан бурбона и понял, что всхлипывает, что по щекам и подбородку текут сопли и слезы. Как странно, ведь в душе он ничего не чувствовал.

– Эй, ГН, что с тобой, мать твою?

Малкольм стоял за стойкой, прямо перед Томом, руки, как всегда, расставлены, на губах участливая улыбка.

Том вытер лицо рукавом, попробовал улыбнуться в ответ, но не смог.

– Малкольм, может… лучше оставить меня в покое… – Том удивился, как членораздельно он говорит. Никакой невнятицы, словно он пил воду.

– Ни фига себе! Держись, я сейчас.

Через пару секунд Малкольм появился рядом с Томом и повел его к столику на двоих в глубине бара. Незаконно напивающиеся подростки и неженатые яппи расступались перед владельцем заведения и доходягой, плетущимся за ним. Они словно понимали, что «У Ника» разворачивается спасательная операция. Малкольм кивнул двум парням, занимавшим столик. Те поняли молчаливый приказ и освободили место для обожаемого многими хозяина бара.