Сесилия Ахерн - Люблю твои воспоминания [litres]

– О чем ты думаешь? – Сара наклоняется через стол и смотрит на него.

Или Люсиль .

– Кофе. Я думаю о кофе. Мне, пожалуйста, черный кофе, – говорит он официантке, убирающей с их стола. Он смотрит на значок с именем у нее на груди: Джессика. Нет, его женщину не могут звать Джессикой .

– Ты не будешь есть? – спрашивает огорченная и смущенная Сара.

– Увы, я не смогу остаться так долго, как рассчитывал. Мне нужно вернуться в колледж раньше, чем планировалось. – Нога Джастина качается под столом, ударяясь о крышку и заставляя дребезжать приборы.

Официантка и Сара с опаской на него смотрят.

– Понятно. Ну что ж поделаешь! – Сара изучает меню. – Я буду салат от шефа и бокал белого домашнего вина, пожалуйста, – говорит она официантке, а потом обращается к Джастину: – Мне нужно поесть, иначе я просто свалюсь, надеюсь, ты не против?

– Ну что ты, – улыбается он. Хотя ты и заказала самый большой салат в меню. Как насчет имени Сьюзан? Моя женщина похожа на Сьюзан? Моя женщина? Что со мной, черт возьми, творится?

– Теперь мы поворачиваем на Доусон-стрит, названную так в честь Джошуа Доусона, который также спроектировал Графтон-стрит, Энн-стрит и Генри-стрит. Справа вы видите Мэншн-хаус, резиденцию лорд-мэра Дублина.

Все рогатые шлемы викингов поворачиваются направо. Видеокамеры, цифровые фотоаппараты и камеры мобильных телефонов свешиваются из открытых окон.

– Думаешь, именно это викинги и делали, когда были здесь, папа? Щелкали своими фотоаппаратами здания, которые еще не были построены? – шепчу я.

– Да заткнись ты! – громко говорит он, и пораженный гид замолкает.

– Я не вам, – машет папа на него рукой. – Ей. – Он показывает на меня, и весь автобус поворачивается в мою сторону.

– Справа вы увидите церковь святой Анны, которая была построена Исааком Уэллсом в тысяча семьсот седьмом году, среди внутреннего убранства церкви имеются уникальные предметы семнадцатого века, – рассказывает Олаф команде из тридцати «викингов» на борту.

– На самом деле фасад в романском стиле был достроен только в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году по проекту Томаса Ньюхэма Дина, – шепчу я папе.

– О, – отвечает он медленно, широко раскрывая глаза. – Я этого не знал.

Мои глаза широко раскрываются в ответ:

– Я тоже.

Папа хихикает.

– Теперь мы на Нассау-стрит, слева от нас через несколько мгновений окажется Графтон-стрит.

Папа начинает петь: «Графтон-стрит – страна чудес». Во весь голос.

Сидящая перед нами американка оборачивается, радостно улыбаясь:

– О, вы знаете эту песню? Мне ее пел папа, он был родом из Ирландии. О, я бы с радостью послушала ее опять, вы не могли бы спеть для нас?

Хор голосов «О да, спойте, пожалуйста…» раздается вокруг нас.

Привычный к пению на публике – он ведь каждую неделю поет в клубе по понедельникам, – папа начинает петь, и весь автобус подхватывает, раскачиваясь из стороны в сторону. Голос папы вырывается через опущенные пластиковые окна автобуса, долетая до пешеходов и проезжающих мимо машин.

Я делаю еще одну мысленную фотографию папы, сидящего рядом со мной и поющего с закрытыми глазами; из его головы торчат два рога.

С растущим нетерпением Джастин наблюдает за тем, как Сара медленно ковыряет свой салат. Ее вилка играючи накалывает кусочек курицы, он повисает, падает, снова попадает на вилку и умудряется удержаться, пока она размахивает им, используя как кувалду, чтобы сбить листья салата и рассмотреть, что находится под ними. Наконец Сара протыкает кусок помидора, и, когда она подносит вилку ко рту, тот же самый кусочек курицы снова падает вниз. Это повторяется уже в третий раз.

– Джастин, ты уверен, что не голоден? Ты очень внимательно изучаешь мою тарелку, – улыбается она, размахивая очередной полной еды вилкой и сбрасывая красный лук и чеддер обратно на тарелку. Как будто каждый раз за одним шагом вперед следуют два назад.

– Да, конечно, я бы немного поел. – Джастин успел заказать и съесть тарелку супа за то время, что она пять раз поднесла вилку ко рту.

– Хочешь, чтобы я тебя покормила? – игриво спрашивает она, круговыми движениями приближая вилку к его рту.

– Да, но для начала я бы хотел, чтобы на ней было побольше еды.

Она накалывает еще несколько кусочков.

– Еще, – говорит он, не сводя глаз с часов. Чем больше пищи он сможет засунуть себе в рот, тем быстрее придет конец этой раздражающей ситуации. Он понимает, что его женщина, Вероника , наверняка давно ушла, но сидеть здесь и смотреть, как Сара, играя со своей едой, сжигает больше калорий, чем поглощает, не поможет ему убедиться в этом.

– Вот летит самоле-от, – поет она.

– Больше! – Как минимум половина содержимого снова свалилась с вилки во время «взлета».

– Больше? Как ты вообще можешь положить больше на вилку, не говоря уже о своем рте?

– Смотри, я покажу тебе. – Джастин берет у нее вилку и начинает накалывать на нее еду. Курица, кукуруза, салат, свекла, лук, помидор, сыр – ему удается подцепить все. – Теперь, если госпожа пилот захочет опустить свой самолет на землю…

Она хихикает:

– Это не влезет в твой рот.

– У меня довольно большой рот.

Смеясь, она засовывает вилку Джастину в рот, с трудом умудрившись ничего не уронить. С усилием проглотив, он смотрит на часы, а затем снова на ее тарелку.

– Хорошо, теперь твоя очередь. Ты такое дерьмо, Джастин.

– Ни за что! – кокетничает она.

– Давай же! – Он собирает на вилку как можно больше еды, включая тот самый кусок курицы, который она оставляла четыре раза, и «направляет» ее в открытый рот Сары.

Она смеется, силясь удержать все это во рту. Почти не в состоянии дышать, жевать, глотать или улыбаться, она все равно старается выглядеть красиво. На протяжении почти целой минуты она не может говорить, пытаясь жевать настолько женственно, насколько это возможно. Соки, соус и еда текут по Сариному подбородку, и, когда она наконец проглатывает, ее рот со смазанной помадой расплывается в улыбке, открывая его взгляду большой кусок салатного листа, застрявший у нее между зубами.

– Это было весело, – улыбается она.

Елена. Как Елена Троянская, такая красивая, что из-за нее могла начаться война.

– Вы закончили? Я могу забрать тарелку? – спрашивает официантка.

Сара открывает рот:

– Не…

Но Джастин встревает:

– Да, закончили, спасибо. – Он избегает взгляда Сары.

– Нет, я пока еще не доела, спасибо, – твердо говорит она. Тарелку возвращают на место.

Нога Джастина качается под столом, его нетерпение нарастает. Сельма. Сексуальная Сельма . Повисает неловкое молчание.

– Прости, Сельма, я не хотел показаться невежливым…

– Сара.