Сергей Марьяшин - Дневник мертвеца [СИ]

Маша отдыхала в своей комнате; Валентин Иванович сказал, что она проснется к ужину. Он поинтересовался, говорю ли я по-английски. Узнав, что почти нет, он удовлетворенно кивнул.

Слава вкратце поведал Фролову мою историю. Тот слушал очень внимательно, а в конце задал мне несколько вопросов. Казалось, он ищет противоречия и нестыковки в моей посткризисной биографии. Я отнес его слегка задевшую меня, но понятную в нынешних условиях подозрительность на этих двоих, которые, похоже, и впрямь всех здесь достали.

После завершения учиненного мне «допроса» Слава объяснил Валентину Ивановичу, что я уже в курсе всех событий, произошедших с их маленькой общиной, за исключением его личной истории. Слава сказал, что я хотел бы выслушать ее от него самого. Фролов не возражал. Но вместо того, чтобы начать рассказывать, он закатал левый рукав своей куртки, потом рубашки и молча показал мне обнажившуюся руку. Внутри у меня все похолодело. На его предплечье отчетливо виднелись два симметричных багрово-синих шрама в форме подковы, один над другим. Даже мне, весьма далекому от медицины, было ясно, что это след человеческих зубов.

«Это случилось почти год назад», ― ответил Фролов в ответ на мой невысказанный вопрос. «И я все еще жив, и не превратился в зомби. У меня иммунитет». Сказать, что это зрелище и его слова потрясли меня, было бы слишком мягко. Я был сражен наповал, мои мысли путались, в голове крутилось множество вопросов, сводившихся к одному: неужели это действительно возможно? Я нащупал рукой стул позади себя и медленно сел. Прежде мне никогда не приходилось слышать или сталкиваться ни с одним случаем иммунитета ― за исключением истории Холеры, который, похоже, безвозвратно сгинул вместе с подельниками; значит, его случай непроверяемый и остается всего лишь слухом. Но прямо сейчас передо мной стоял живой человек, укушенный зомби год назад, ― то есть в самом начале эпидемии, ― выживший и оставшийся при этом человеком! Невероятно!

Казалось, Валентину Ивановичу доставил удовольствие произведенный эффект. Он попросил меня набраться терпения и заверил, что рассказ будет коротким; он надеется, что не успеет меня сильно утомить. Его вежливость была излишней: я готов был слушать все, что он скажет и столько времени, сколько потребуется. Я весь превратился во внимание, не желая пропустить ни единого слова.

Его история такова. За неделю до катастрофы он со своей женой ― она, как и многие другие, к сожалению, погибла в те дни ― получили путевку в ведомственный пансионат, находившийся в семнадцати километрах от места, где мы сейчас разговаривали. Он поехал первым, а жена осталась в городе, чтобы закончить бытовые дела; они договорились, что она приедет к нему через несколько дней.

Через пару дней стало ясно, что в воздухе пахнет большой бедой. Отдыхающие в пансионате только и делали, что обсуждали последние телевизионные новости, вгоняя себя и других в нервозное состояние. Валентин Иванович не выдержал, позвонил жене и потребовал, чтобы она немедленно бросила все и приезжала ― его беспокоило, что она остается в городе одна. Их взрослый сын давно покинул Россию и жил со своей семьей в Дании, связь с ним пропала еще два дня назад. Она согласилась и попросила встретить ее с вечерней электрички. Вечером он стоял на станции, весь как на иголках ― по транзисторному приемнику, с которым он теперь не расставался, передали, что в городе начались беспорядки и стрельба.

Электричка наконец подъехала. Из открывшихся дверей бросились врассыпную кричащие пассажиры; некоторые были в крови. Они стремительно разбегались и вскоре на платформе и небольшой рыночной площади у станции началась паника. Визжали женщины, кричали и ругались мужчины; овощи и фрукты с опрокинутых лотков падали под ноги бегущим.

Валентин Иванович увидел жену, она вместе с остальными бежала по платформе. Он подлетел к ней, схватил за руку и потащил прочь от станции; на ходу она сбивчиво кричала ему, что в поезде оказалась группа хулиганов, напавших на пассажиров и покалечивших некоторых из них; что нужно срочно что-то делать: вмешаться, вызвать полицию и скорую. Она была так занята в городе, что не смотрела телевизор и не слушала радио; и в результате не понимала сути происходящих событий. Валентин Иванович знал больше, но и он ― как все мы тогда ― не видел общей картины. Она начала вырисовываться только месяцы спустя, когда проявились ужасающие последствия. А в тот момент они спасались от «хулиганов» и жена возмущалась: почему он не вернется и не вступится, «ведь он же мужчина!»

Он молча тащил ее, не тратя силы на спор, но далеко убежать они не смогли. Внезапно им перегородил дорогу молодой мужчина в залитой кровью белой рубашке; его глаза бешено сверкали, в них было безумие. С жутким воплем он бросился к жене, но Валентин Иванович успел заслонить ее собой. Он попытался ударить или оттолкнуть нападавшего, но тот неожиданно вцепился зубами в его руку. Боль была очень сильной, брызнула кровь. Валентин хотел освободиться, но мужчина висел на нем, как питбуль. Жена кричала в истерике и била «хулигана» по голове хозяйственной сумкой.

Наконец, они вырвались; он сильно толкнул мужчину и тот упал. Они бросились бежать, не оглядываясь. Им посчастливилось вскочить в рейсовый автобус, когда тот уже тронулся ― водитель запаниковал и его не нужно было просить ехать побыстрее; он жал на педаль газа что было сил. В дороге жена пыталась сделать перевязку из рукава рубашки, чтобы унять кровь. Она рыдала, ее руки тряслись и ничего не получалось.

Вместе с ними автобус доставил в пансионат еще несколько человек. Все были бледны и подавлены, никто не разговаривал друг с другом. Фролов с женой сразу пошли в медпункт; он был закрыт. Пока другие отдыхающие по их просьбе искали медсестру, Валентин нашел рукомойник и промыл место укуса водой. Кровь постепенно перестала течь, рука слегка онемела. Рана оказалась глубокой, на руке отчетливо отпечатались следы зубов. Появилась медсестра, открыла медпункт и обработала рану: промыла, зашила, смазала какой-то мазью и тщательно перевязала, на всякий случай сделав противостолбнячный укол. Еще она сделала укол новокаина и дала таблетки от боли на случай, если рана будет беспокоить ночью.

Ужин в столовой они решили пропустить, дабы избежать расспросов и тревожных разговоров. Пансионат в последние часы стал напоминать растревоженный улей. Телевизоры были не во всех номерах, на некоторых этажах они стояли в холлах. Отдыхающие стихийно собирались возле них и взволнованно обсуждали последние события.

Ночь они провели вдвоем. Сначала включили телевизор, но передачи исчезли: на всех каналах с шумом плясали черно-белые точки. Они немного побыли вместе, а потом разошлись по своим комнатам ― по словам Валентина Ивановича, он храпел во сне, поэтому они спали отдельно.