Владислав Тихонов - Наследство одержимого

— Цедулька та почтовая при тебе?

Сергей с готовностью полез в сумку, достал оттуда детективчик в блестящей треснувшей обложке, а из него — потрепанный конверт. Бородач расправил сложенную вчетверо бумажку и начал внимательно и недобро в нее вчитываться.

— Ну, что?… Липа?… — со вздохом спросил Сергей.

— Конечно, липа. Ты-то сам хоть ее читал? Сходи к любому нотариусу, он тебе скажет: так подобные вещи не делаются! Сам бы понимать должен, не маленький… Да тебя бы по конторам затаскали, кучу справок заставили б добывать и про деда твоего, и про отца, и про тебя, чтобы в конце концов послать подальше: домик-то — не халабуда какая-нибудь садовая, ведь это ж все равно что райком приватизировать!

— Да все я теперь понимаю… Только не понимаю, кому все это понадобилось…

— Я тоже не понимаю — пока… Честно говоря, хм, не знаю, на что и подумать… Но если хочешь, мы займемся этими твоими патримониальными делишками потом… потом… Слушай, а что там за тип тебе на вокзале повстречался?

— Какой тип?

— Вот и я спрашиваю: какой тип? Тот, что дорогу тебе подсказал!

— …Знакомые, значит, у него здесь обитают, — задумчиво произнес бородач, выудив из Сергея все его скудные сведения о случайном собеседнике со шрамом на подбородке, — будто чувствовал, гнида, что я тоже тут скоро буду… Знаешь что, Сергей, у меня к тебе дело появилось. Но сначала давай пообедаем. Ты, конечно, не против?

Сергей был только за. Он с удовольствием наблюдал, как новый знакомый, покрыв угол стола старым номером «Вечернего Бредыщевска», вскрывал банку голландской тушенки, пластал охотничьим ножом черный хлеб и копченую колбасу и сыпал в стакан заварку. Руки у него были небольшие, крепкие и чистые; на правой поблескивала красноватым золотом изящная печатка. В углу, за развалинами русской печи, прямо на земляном полу потрескивал костер, коптя бока старому пузатому чайнику. Бородач бумажной салфеткой вытер две складные кружки и на палец от донышка наполнил их водкой.

— За знакомство, что ли? — насмешливо произнес он, чокаясь с Сергеем, — кстати, зовут меня Пётр.

Из последовавшего затем рассказа ошеломленный Сергей узнал, что Петра в Осины занесли поиски того самого человека со шрамом, что так услужливо подсказал Сергею дорогу на бредыщевском вокзале. Оказалось, это был не кто иной, как известный в свое время убийца-людоед, прославивший себя тридцатью изощренного зверства смертями.

— Это не тот, который голыми руками живому мужику печень выдрал? — затараторил с набитым ртом Сергей, — еще фильм документальный показывали, как за ним охотились… Ну, как его… фамилию забыл…

— И не вспоминай. Для нас с тобой он просто Ливер.

— Да, да, в том фильме его тоже так называли! Постой, а разве он не… не расстрелян?

Петр, отхлебнув чаю, тихо и будто нехотя заговорил о том, что, несмотря на официальное сообщение о казни, людоед был оставлен в живых и помещен в один из по-прежнему хорошо засекреченных НИИ, дабы в качестве подопытного послужить во славу психиатрии, криминологии и генетики.

— Но его недооценили! Доблестные наши умники, не при тебе, Сергей, будь сказано… Ведь знали, на что этот виртуоз способен! А в результате — побег и три трупа голыми практически руками!.. И вот теперь он здесь, и еще куча трупов!

— А как ты-то его выследил?

— Как выследил… Да как умные дяди из большой конторы не выследили, так я выследил! Долго рассказывать… По следам шел… Хм, а я ведь сперва подумал, будто вы с ним заодно. Но потом, когда он кореша твоего распотрошил, всё понятно стало. Я ведь вас на заметку взял со вчерашнего дня, как вы сюда приехали. И дом твой успел облазить, занятный такой объект… (Ну, об этом мы с тобой после поговорим, когда, даст бог, с главным разберемся). Я тебя, конечно, не пугаю, но на месте дружка твоего ты мог оказаться запросто. Твой дружок забурился в третьем часу ночи нужду справить, да так и пошел, как лунатик, по кустам. Я услышал вопли, да что толку! Ливеру трех минут достаточно, чтобы человека разделать. Тут я ничего сделать не мог. И никто ничего не смог бы. Просто надо огонь открывать на поражение, и всё, и никаких НИИ!.. Короче, исчез он. Я караулил до утра — на случай, если опять появится. А утром ты вышел из дому, увидел, видно, эту голову на палке и пустился, как пьяный заяц, круги по деревне нарезать…

— Странно, — перебил Сергей, — ты ничего здесь не замечал? Ну, я про то, что отсюда убежать невозможно. Пытался и не мог! Ноги сами несли меня обратно…

Петр улыбнулся:

— Это ты испсиховался. Такое случается во время истерики, человек не контролирует себя. Хотя, кто его знает. Я пока не пытался отсюда уйти. А место здесь, говорят, хм, нечистое. Церковь видал?

— Видал…

— Неудивительно, что Ливер прячется именно здесь, в Осинах. Таким, как он, в этой чертовой дыре самое раздолье. Тут он и будет отсиживаться, пока опять кого-нибудь не заколбасит… А что? Человек для него — элементарный объект охоты, источник белка. И что интересно: если у других живодеров своя четкая манера прослеживается — ну, например, один животы вспарывает, другой, там, руки-ноги отрубает, — то этот как бы нетипичный такой маньяк. Нет у него специфического почерка. Все время норовит что-то новенькое нам подсунуть. Первых трех обезглавил, головы с кишками бросил, туловища и печень с собой унес. Еще одного не тронул почти, только печень вырвал… Недавно убил супругов-пенсионеров — тела не тронул, ну, то есть не съел, а в квартире порылся, как самый элементарный домушник. Зато следующей ночью, в лесу, едва не до костей обглодал двух девчонок, родителей для начала придушив… А над приятелем твоим — как его, Эдик? — как будто только поиздевался: голову вместе с шапочкой на кол насадил, а тулово по старой памяти уволок. И печень бросил, любимое свое лакомство. Не захотел, видно, травиться: Эдик-то, поди, еще тот алкаш был?…

Сергею от уверенных рассуждений Петра стало слегка не по себе. Но если в другое время учитель лишь смущенно промолчал бы, то в тот момент ему, как и всякому смирному и дюжинному человеку на его месте, казалось, что пережитые им приключения и долгий обморок дают ему право на горький красивый жест:

— Что-то тошно от твоих разговоров, Петь, — пробормотал Сергей, упиваясь собственной горькою фамильярностью, — давай-ка лучше убиенного Фырг… Эдуарда помянем, — и он, лихо смазав рукавом по тушенке, потянулся через стол, достал Петрову бутылку с разбавленным спиртом и мужественно разлил по кружкам. Однако рука его дёрнулась, и спирт, доверху наполнив обе посудинки, поплыл по газетной скатерти. Петр сналету перехватил бутылочное горлышко и поскорее задрал его вверх.

— Ты… что делаешь?… — тихо произнес он, мигом возвращая Сергея в его обычное, смирное и дюжинное, состояние. — Всё, что надо было выпить за Эдуарда, сам же Эдуард при жизни и выпил, хватит ему, поверь. Земля ему пухом, конечно… А спиртом не разбрасывайся, мало ли что, тебе же на примочки…