Ольга Токарчук - Диковинные истории

Они пытались жестами объясниться со стариком, который не проявил к ним особого интереса и сразу исчез, но вскоре появился снова, вместе с другим мужчиной, молодым, в военной форме. Солдату, вероятно, было не больше семнадцати, гладкое лицо и ласковые миндалевидные глаза делали его похожим на ребенка.

– Может переводить, – сказал он на ломаном английском, указывая на себя. – Вести к учитель. Монастырь очень старый. О-о-о, какой старый. Это дерево здесь тоже священное. Монахи поливают его тем, что делают сами. – Он рассмеялся, обнажив мелкие зубы на длинных блестящих деснах. – Ну, вы понимаете, – и он начал подражать звукам опорожнения мочевого пузыря.

Оказалось, что неподалеку расположена военная часть, в которую монахи обращаются за мелкими услугами – когда нужно что-то привезти, отдать, передать… Пожилой мужчина решил, что с переводом солдат тоже вполне способен справиться. Теперь он держался в стороне, хотя порой подсказывал юноше какое-нибудь китайское слово. М. узнали, что в монастыре живут шестнадцать монахов и находится знаменитая статуя так называемого Сочувствующего Будды по имени Миле, она стоит в самом большом храме. Чтобы туда добраться, нужно пройти через храмы поменьше. И они зашагали от храма к храму, поднимаясь по каменным лестницам, разуваясь и восхищенно замирая перед каждой фигурой, не понимая того, что видят: символы, буддийские хоругви, бумажные золотисто-красные листочки, заполненные значками, которые напоминали супругам больших раздавленных пауков. Продолжалось это долго, поскольку солдат, который должен был объяснять, больше молчал, чем говорил, то и дело подыскивая слово в своем бедном словаре, а кроме того, всякий раз расшнуровывал и зашнуровывал тяжелые армейские ботинки. Не пристало солдату китайской армии ходить в незашнурованных ботинках, даже если речь идет о нескольких десятках метров, отделяющих один храм от другого. Шнуровка при этом должна быть безукоризненной, идеальной. Супруги отнеслись к этому с пониманием и вскоре назубок выучили причудливую систему протягивания шнурков через отверстия в ботинках.

Когда они наконец добрались до последнего, самого большого храма, уже начало смеркаться. Внутри выкрашенного в красный цвет деревянного здания они увидели нечто совершенно для себя неожиданное. На троне сидела вырезанная из дерева золотая фигура, кое-где потемневшая от дыма кадил. Она ничем не напоминала статуй Будды, к которым они уже привыкли за эту поездку. Перед ними был не удивительный толстяк, широко улыбающийся, грубоватый и сладострастный, а худой андрогин, небрежно закинувший правую ногу на левую, приспущенную с трона. Статуя глядела не прямо на смотрящих, как имели обыкновение другие фигуры, словно бы старавшиеся зацепить взглядом какого-нибудь верующего, а вниз, в некую точку перед своими стопами. Выражение лица у Будды было сосредоточенное, голову подпирала ладонь правой руки, локоть которой, в свою очередь, покоился на правом колене. Супругам М. показалось, что они застали бодхисатву в интимный момент раздумий, в ту самую минуту, когда он чего-то ждал – автобуса или очередной кальпы, в которой сможет совершить полное обновление. Стоявший рядом солдат вздохнул и сказал:

– Он придет. Будущее. Прекрасное будущее, когда он придет.

Госпожа М. спросила, когда это произойдет, и солдат скорчил гримасу, явно призванную показать, что подобный шмат времени разум объять не в силах.

Они зажгли кадила и медленно отвесили низкий поклон.

Когда солдат расшнуровывал ботинки, снова появился старик и повел их по тропинке куда-то вверх, за монастырь, где сквозь редкие кусты виднелись непритязательные деревянные постройки. Солдат потащился вслед за ними.

– Что это за Учитель? – пытался расспрашивать М., но членораздельного ответа получить не удалось.

– Глаз на голове, – только и повторял их случайный переводчик и таинственно качал головой.

Их приветствовал худой, седой, коротко стриженный мужчина в темно-серой стеганой куртке и серых, слишком свободных штанах. Предусмотрительная госпожа М. вручила ему коробку бельгийского шоколада, хозяин с радостью принял этот дар. Мужчины обменялись несколькими фразами – супруги М., конечно, ничего не поняли, однако не было сомнений, что речь шла о них. Они сели снаружи перед лачугой с небольшим деревянным крыльцом. На земле был сложен небольшой каменный очаг, на котором посвистывал темно-красный чайник. Хозяин заварил чай в маленьком щербатом чайничке и довольно улыбнулся. Он что-то сказал солдату, и тот сообщил М:

– Уже можете говорить. Он готов.

Супруги не поняли.

– О чем надо спрашивать?

– О чем хотите. У вас же, наверное, есть какие-то вопросы. Сюда приносить вопросы. Он все знать и все объяснить.

Супруги переглянулись. Жена молча намекала, что спрашивать должен М., ведь это из-за него они сюда приехали; а ему пришел в голову один очень простой вопрос: «Я умру?» Вопрос был глупейший, так что он не стал его задавать. М. злился на себя, что забыл обо всех своих записях и заметках, об этих состояниях неуверенности, о мыслях, которые терзали его по ночам… Тогда отозвалась его жена, она спросила человека, заваривавшего чай, кто он такой. Довольный собой солдат перевел вопрос, и тот человек сразу улыбнулся и, подкладывая дрова в огонь, что-то сказал, причем, как показалось М., реплика была длиннее обычного ответа. Спустя мгновение солдат перевел.

– Простой человек, у которого глаз на верхушке головы. Монах. Говорить, что монах с глазом на голове, но слова не иметь, чтобы ответить. Много времени не хватает. Мало времени рождается.

Господин М. собрался с мыслями и готов был задать свой первый вопрос. Ему вспомнилось сразу несколько:

– Почему на свете всего не хватает? Почему не хватает для всех?

Солдат внимательно посмотрел на него, и господину М. почудилась в нем какая-то неприязнь. Юноша что-то говорил монаху. Тот играл палочкой, разгребал пепельные угольки и тут же сгребал обратно. Спокойным голосом он произнес несколько фраз, а потом раскаленным концом палочки нарисовал в воздухе круг.

– Болит, – перевел солдат. – Каждый человек болит и каждое существо болит.

Тут он словно бы запнулся и напряженно глядел на М. и его жену, как будто желая заставить их понять эту простую проблему.

– Ничего нет, – добавил он беспомощно.

Монах покивал головой, а потом улыбнулся.

– Кто дал мне мое сердце? – спросил господин М.

– Сердце? – переспросил солдат, не понимая, что мужчина имеет в виду.

М. указал на свою грудную клетку.

– Человек, отдавший мне сердце, возможно, происходил из этих краев. У него забрали это сердце? Как мне быть? – М. решил не вдаваться в объяснения, раз тот и так все знает.