Алексей Морозов - Бесс-фракиец [СИ]

— А ты всё не меняешься, старый лис. Нигде своего не упустишь, — усмехнулся капуанец и поднял кубок с фалернским в честь своего соперника. Толстяк ответил тем же.

Время шло. Отгремела общая схватка, оросили своей кровью песок арены попытавшие счастья с дикими хищниками бестиарии, под шумный рев толпы прошли поединки гопломахов с самнитами, затем — мирмиллонов с ретиариями. И вот настал час главного боя нынешних празднеств — единоборства чемпиона Капуи Неистребимого с новым фаворитом публики Тримонтиума, Бессом-Фракийцем.

Под гул толпы и вой римских труб Бесс вышел на песок. Его клинок для боев на арене — длинный меч-ксифос с обоюдоострым листообразным лезвием — покоился сейчас в ножнах за спиной, подвешенных на двух кожаных ремнях, что крест-накрест перехватили обнаженную грудь. Из одежды на фракийце была лишь набедренная повязка; из доспехов — пара широких медных браслетов на запястьях. Ни щит, ни шлем не входили в его гладиаторское снаряжение.

Бесс посмотрел себе под ноги: песок уже стал красным от пролитой за день крови. Холодными глазами воин обвел вопящие трибуны, искаженные животным восторгом лица, одурманенные кровью глаза, раззявленные в едином неистовом крике рты… Люди, которые считают себя цивилизованнее и благороднее всех прочих народов, обитающих за пределами их Империи! В такие моменты он, пленный варвар и раб, чувствовал себя выше любого из них. Он всеми порами тела ощущал, как жадно ловят их взоры каждый его шаг, каждое движение. Как их уста выкрикивают его имя. Понимал, что пока он на арене, эти люди целиком и полностью принадлежат ему. Пьянел от осознания собственной власти над ними… и даже тогда не переставал презирать этих развращенных и жестоких зевак, забавы ради превративших жизнь и смерть в игру, в жестокое и потешное зрелище. Здесь и сейчас в них было меньше человеческого, чем в ком-либо ином. Даже чем в тех, кто убивал и умирал перед ними на арене. Бесс вспомнил гладиаторскую легенду о Спартаке-освободителе, о восстании воинов арены и их мести римским поработителям. В сердце варвара горела та же мечта, и в голове уже созревал отчаянный план…

Глаза фракийца вспыхнули грозным огнем, когда он высмотрел на главной трибуне римского военачальника Квинта. Этот человек был виновен в смерти большинства его соплеменников. Это он в нескольких битвах разбил войско гетов и разорил их селения в Родопских горах. Это он согнал сотни закованных в цепи пленников в римские города — и продал их, как продают одежду или еду. Это его выжившие геты называли демоном во плоти и пугали его именем детей по ночам. И именно его Бесс поклялся убить, даже если ждать подходящего момента придется всю жизнь. Фракиец зажмурил глаза и крепко-накрепко сжал кулаки, чтобы приступ ярости не лишил его рассудка.

Но вот трубы взревели во второй раз, возвестив о выходе противника Бесса, и он устремил взор к противоположному краю амфитеатра, где появилась гигантская темная фигура. Тартак не преувеличивал: Неистребимый выглядел настоящим исполином. Тело его покрывал пластинчатый панцирь, на руках — наплечники и наручи, на голенях — поножи. Голову венчал шлем со сплошным забралом, в котором были оставлены только небольшие прорези для глаз. Щита Неистребимый тоже не носил, зато обеими руками сжимал огромную секиру с двумя полукруглыми лезвиями. Обычно так были вооружены самые искусные бойцы, убийцы гладиаторов, самые могучие и смертоносные ублюдки — секуторы.

Третий сигнал труб призвал бойцов к началу схватки, и с этого момента время для Бесса перестало существовать. Он вытянул из ножен меч, сделал пару взмахов для разогрева и пошел по кругу, внимательно изучая движения противника.

Закованный в броню великан ступал очень странно — словно какой-то кукловод дергал невидимые нити, пришитые к его рукам и ногам. Фракиец сразу почувствовал, что дело тут нечисто: либо тот играет с ним, умело притворяясь потусторонним существом, либо опоен каким-то зельем и действительно пребывает в магическом трансе. Правда, на арене встречаются воины из разных земель, куда только ни простирает свои алчные лапы Империя, и обычаи у них бывают самые разные. Так что приходится принимать противников такими, какие они есть.

Бесс предпринял пробную атаку: метнулся к Неистребимому, осыпал его тройкой молниеносных выпадов и тут же отскочил назад, уйдя в защиту.

Трижды пропела сталь — это лабрис Неистребимого отразил каждый удар Бесса. Мечник покачал головой, по достоинству оценив сноровку гиганта.

Внезапно великан одним прыжком приблизился к фракийцу и взмахнул секирой. Быстрый как ветер, Бесс увернулся, оказавшись у противника за спиной, и ударил его по ногам, подрубая сухожилия под коленями. Неистребимый даже не пошатнулся, но тут же, не оборачиваясь, ударил назад точно в цель — так, что фракиец едва отбил этот тяжкий удар своим клинком.

"Не может быть", — подумал Бесс. — "Третий глаз у него, что ли, на затылке? Ни один человек не способен так двигаться, да еще с перерубленными поджилками…"

Изумление молнией пронеслось в голове фракийца, а гигант уже резко развернулся и двинул противника кулаком в лицо. Голова Бесса дернулась назад, во рту возник солоноватый вкус крови, а всё вокруг закачалось и завертелось, словно в водовороте.

Второй удар бросил фракийца на песок. Он едва успел перекатиться в сторону, когда тяжелая секира обрушилась на место его падения. Пока гигант не выпрямился, чтобы нанести новый удар, Бесс перехватил топорище секиры и обеими ногами толкнул Неистребимого в бок. Тот пошатнулся, но устоял и оружия из рук не выпустил. Теперь он навис прямо над фракийцем, словно неотвратимый злой рок. Борясь за жизнь до последнего, Бесс попытался вцепиться ему в горло, но могучий противник отбил эту атаку взмахом одной руки. Правда фракийцу всё же удалось дотянуться и сорвать шлем с головы капуанского чемпиона.