Генри Каттнер - Рассказы. Часть 3

Послышалось хихиканье, потому что пираты знали своего капитана. Они смотрели, как тот швырнул упавшую в обморок Инес на палубу, и искалеченная голова Монтелупе повернулась, чтобы проследить за действиями Трича.

Сверкнул нож, и старик громко застонал, когда за борт сбросили чудовищно изувеченное тело. Затем Трич повернулся к отцу.

Посеревший испанец смотрел на него измученными глазами, пока лицо Люка не исказилось от стыда.

— Дурак! — голос звучал слабо, но дрожал от ненависти. — Дурак!

Люк хотел отвернуться, но эти глаза и этот голос жертвы удерживали его.

— Есть возмездие для дураков, — прошипел старик. — Я молился стихиям, пока твои собаки мучили меня, молился силам ветра и воды. Ты и твоя банда подонков обречены. Клянусь — твои мучения только начинаются.

Неужели этот истерзанный смертью ужас действительно улыбался?

Люк вздрогнул. Он шагнул вперед, побледнев на глазах у безумца. Старик что-то бормотал.

Матросам показалось, что Монтелупе шепчет что-то на ухо Тричу, потому что капитан наклонил голову к изуродованному лицу, и губы испанца зашевелились. Трудно было расслышать, что он говорит.

— Месть… моя дочь… эликсир… ничто не может остановить жизнь, которая будет вечно течь по венам… ничто не может остановить ненависть… отомстить за себя… возвращение.

В сгущающихся сумерках трудно было разглядеть выражение лица капитана. Может быть, это страх от шепота умирающего? Но мгновение спустя все стали свидетелями ярости капитана. Внезапно ужасная голова дернулась, когда старый испанец плюнул прямо в лицо Тричу.

Затем сверкнула сабля, и по палубе покатилась покрытая красными пятнами голова. В этот момент небо окрасилось кровью, и на фоне заката забурлили алые воды. Когда искалеченное тело свалилось за борт, вода вспенилась с новой силой, и с пылающего западного неба поднялся ветер. Трич вздрогнул и выругался, заметив молчание своих спутников, их взгляды и жесты.

Этот идиот внушил им благоговейный трепет своими проклятиями, но, к счастью, они не слышали, что старый дьявол произнес последним.

С усилием Люк успокоился и овладел собой. Он крикнул, чтобы принесли свежего рома, отвесил пощечины ближайшим членам команды и с важным видом двинулся вперед.

Через некоторое время его товарищи последовали за ним, и теплые укусы спиртного скоро прогнали болезненную меланхолию. Они пили, пока закат тлел в сумерках, пили, пока уносились ночные тучи, прежде чем поднялись завывающие порывы ветра; пили, даже когда вода хлестала корабль по бортам и палубе. А пока белые волны набегали и вздымались, и море начинало кипеть и пузыриться, словно раскаленное в каком-то дьявольском котле.

Около полуночи разразилась буря, и дождь хлестал пьяных гуляк на палубе. Тогда-то несколько человек и очнулись от своего замешательства, но было уже слишком поздно.

«Золотой гребень» кружился в бушующем море под порывами ветра, рвавшего паруса и рангоут. Трич проревел бесполезные приказы дюжине своих людей, но они не помогли. Никто не осмеливался подняться наверх или бросить вызов шторму над палубой. Даже когда мачта упала, обезумевшие от паники люди были бессильны предотвратить дальнейшее бедствие. Черная ночь завыла вокруг них, и море хлынуло на палубу, когда корабль накренился от шторма.

Барахтающиеся фигуры с криками улетали за борт, когда вода отступала; ругающиеся матросы спотыкались в темноте, когда реи с грохотом разбивали палубу и каюты в щепки.

Были те, кто смог перепрыгнуть на лодки. Пятеро или шестеро спустили одну с правого борта и забрались внутрь, как раз, когда ударила новая волна. Они разбились насмерть о борт судна, когда лодка разломилась на куски под напором воды. Корабль бешено накренился. Он дал течь, и тонул — без сомнений. Трич схватил за шиворот Роджера Грота, Сальваторе, Сэмюэля Слу и еще некоторых, кого смог привести в сознание. Его приказы были краткими и взвешенными. Пираты бросились вниз, возвращаясь с пайками и кувшинами с водой. Огромный гребень волны обрушился на палубу, затем опал, и люди тут же бросились к другой лодке.

Они добрались до нее, спустили канаты и, барахтаясь в воде, отплыли как раз вовремя, чтобы спастись от ярости, хлынувшей на борт судна. Грести в этих бурлящих водах было безумием, но они вовремя оттолкнулись.

Огромный корабль уже встал на дыбы и погружался в агонию окончательного разрушения. Он поднимался и опускался, и над бурей раздавались слабые крики, когда те, кто остался позади, осознали неизбежность своей гибели. Затем, взорвавшись гейзером, вода вскипела над кораблем, ударившись о обломки мачт, прежде чем обрушиться вниз и разбить судно в щепки.

Море с грохотом обрушилось на корабль, неумолимое в своей власти. Судно поднялось, накренилось на нос и упало в гигантскую впадину, когда волна накрыла его. Корабль соскользнул в море с громким торжествующим ревом, затем вокруг него сомкнулась пенистая вода, и на том месте, где он исчез, образовалась ужасная воронка.

Трич и его люди испытали шок, хотя две последние вопящие фигуры исчезли под потоком воды и были поглощены голодными глубинами.

Потом они в полном молчании ринулись в черную бурю под оглушительный смех, и гулкий ветер насмехался над ними всю ночь.

На следующее утро было тихо, как в могиле, и волны с мурлыканьем бились о борт лодки, словно утолили свой голод. Усталые люди заснули с восходом солнца; Трич склонился над провизией, Роджер Грот сидел на веслах, Сальваторе растянулся на сиденье, Сэм Слу и Горлак лежали навзничь на сыром дне лодки.

Первым проснулся Горлак, либериец-гигант. Его грубое негритянское лицо сморщилось, когда он оглядел своих спящих товарищей и пустое море, в котором они дрейфовали. Затем его взгляд упал на два бочонка с водой и промасленный мешок с провизией, стоявший рядом с капитаном. Он вытянул вперед черные обезьяньи руки, шумно поел и выпил.

Трич выбрал именно этот момент, чтобы проснуться, и секунду смотрел на гиганта-негра, который сидел, рассеянно жуя кусок говядины. Затем он выругался и вытащил нож. В мгновение ока капитан бросился вперед на испуганного негра и вонзил клинок в блестящую черную колонну его жилистой шеи.

Горлак застонал от боли и сжал тело капитана в страшных объятиях. Его руки напряглись, когда Трич вырвал нож из раны на шее и снова и снова вонзал его в темную спину. Негр, гримасничая от безумной боли, сомкнул свои огромные руки на шее пирата и сомкнул их — сжал с ужасными рыданиями, пытаясь задушить врага. Затем Трич провел ножом по ребрам, сделал им серебристый взмах по дуге и выпотрошил противника. Обезьяньи лапы ослабили хватку, и капитан спихнул дергающееся тело за борт.