Кирстен Уайт - Падение Элизабет Франкенштейн [litres]

Осторожно, чтобы она не ударилась головой, я уложила ее тело в лодку. Осторожность была излишней, но для меня это не имело значения. Я накрыла ее своим плащом. Я уже собиралась отвязать лодку, но что-то продолжало притягиватьмое внимание к острову. Тело Жюстины было в безопасности. Однако пока существовала лаборатория, чудовище могло заставить Виктора выполнить свою волю. И Виктору пришлось бы пойти по этому страшному пути. Я пока не готова была простить ему Жюстину, но в моих силах было уберечь его от новых преступлений против природы и добродетели.

Ветер дул в спину, словно подталкивал меня. Он шептал мне в уши об опасности, дергал за вуаль, путал волосы и гнал вперед. Ему не нужно было меня торопить. Приняв решение, я знала, что не остановлюсь, пока этой лаборатории не придет конец.

Мне не хотелось входить туда снова, но тела Жюстины в ней больше не было, и теперь она напоминала рабочее место химика или хирурга. Не знай я, каким дьявольским целям служили эти инструменты, какие противоестественные ужасы выпустили в мир эти реагенты, я бы прошла мимо, не проявив ни малейшего интереса.

Я подняла ближайшую стеклянную бутыль, намереваясь вылить ее содержимое на металлический стол и поджечь это адское сооружение. И тут я услышала хруст: кто-то шел по каменистой тропе.

В сторону дома.

Я пришла, чтобы спасти Виктора. Но, узнав, чем он занимается – что он сотворил бы, если бы я не нашла его лабораторию и не расстроила его планы, – я не могла смотреть ему в глаза. Мое отвращение и злость будут читаться у меня на лице. Зная о причинах, побудивших его к подобному кощунству, и о его нежелании в нем участвовать, со временем я бы, наверное, могла его простить. Он сделал то, что сделал, из любви и стремления меня защитить.

Но какой ценой!

Даже сейчас я могла представить, как он аккуратно разрезает Жюстину. Заполняет ее вены каким-нибудь веществом вместо крови, придававшей ее щекам очаровательный румянец. Вскрывает грудную клетку и видит сердце, которое прежде билось с такой любовью и преданностью, а теперь, мертвое, ожидает минуты, когда он будет готов запустить его вновь.

Что вернулось бы к жизни? Этого я не знала. Конечно, душа Жюстины давно покинула мир смертных. Она освободилась от жестокости, разлучившей ее с телом, и воссоединилась со своим любимым Уильямом, чтобы заботиться о нем после смерти так же, как при жизни. Была бы эта воскрешенная Жюстина тенью? Тенью с разумом и сердцем Жюстины, но без доброты и любви, которые вдыхали в них жизнь?

Возможно, поэтому чудовище с такой легкостью убило ребенка. Да, Виктор мог создать живое существо. Но он не мог наделить его душой, высокой моралью, тем, что отличало нас от животных. Вот почему его эксперимент был победой и одновременно сокрушительным, головокружительным поражением.

Я притушила лампу, взмолившись, чтобы Виктор не заметил ее отсутствия. Я не хотела встречаться с ним, пока не разберусь в собственных чувствах. Как иначе я могла бы помочь ему разобраться в его чувствах? Выглянув в маленькое окошко с толстым кривым стеклом, я увидела, что он несет с собой другой фонарь. Только бы он не пошел сюда! Мои молитвы были услышаны: он зашел в дом. Одна стена у дома с пристройкой была общая, и я услышала его приглушенные шаги.

А потом я услышала другие шаги. Они были куда громче, а их ритм выдавал нечеловеческую природу того, кто их делал.

Я могла бы развеять свои страхи логическими суждениями – мы были так далеко от цивилизации! Как чудовище могло сюда попасть? – но одичалая бесприютность этого острова буквально кричала, что в этом месте я не найду ничего благого. Я знала, что чудовище рядом. Я съежилась от страха и припала ухом к стене. Если чудовище решит сперва проверить, как продвигается работа над его подругой, оно меня обнаружит. Я вздрогнула от облегчения, услышав, как дверь в дом снова открылась. Желать, чтобы вместо меня иметь дело с чудовищем пришлось Виктору, было эгоистично, но для меня оно представляло куда большую опасность.

– Гнусный демон, – донесся через стену голос Виктора. – Зачем ты пришел?

Чудовище ответило так тихо, что я не разобрала ни слова.

– Я никогда не сотворю уродства, подобного тебе. Оставь меня и больше не возвращайся.

Они отошли от стены, и дальнейший разговор расслышать я не смогла. Виктор был взбешен, а невнятный, натужный голос чудовища невозможно было разобрать. Я представила, как оно скрипит и ворочает языком, вынуждая Виктора напрягать слух в попытке его понять.

Наконец Виктор закричал:

– Довольно, дьявол! Не отравляй воздух своими злобными речами. Я не желаю больше иметь с тобой дел, и я не трус, чтобы испугаться твоих угроз. Оставь меня. Ничто не изменит моего решения.

Мое сердце запело. Хотя я унесла Жюстину из лаборатории, очевидно было, что Виктор уже раскаялся в своей готовности подчиняться чудовищу. Он бы не стал возвращать ее к жизни даже без моего вмешательства.

И в этот момент я отчасти поняла, что подтолкнуло Виктора к этому решению. Ведь как только я удостоверилась, что Жюстина уже не вернется к жизни… я задумалась, а возможно ли ее вернуть.

Если бы я знала, что ее можно вернуть – пусть даже без души, только сердце и разум, – не стала бы я просить об этом Виктора?

Соблазн был сильнее, чем мне хотелось признавать. Я так долго боролась, так мало любила – и готова была сдаться и нарушить, ни много ни мало, божественные законы. Я допускала мысль об использовании созидательной силы, которая уже доказала, что ведет к одному только разрушению. Насколько же тяжелее, должно быть, приходилось Виктору, который был способен своими руками возвращать мертвых к жизни? Насколько тяжелее ему было сопротивляться желанию шагнуть за естественные пределы нашего бренного мира?

Но мы с ним знали цену, хоть я и продолжала притворяться, что не знаю. Решение я уже приняла. Если я расскажу Виктору, что я видела, ему придется объяснять мне, что он сделал с телом Жюстины и что собирался сделать потом. Я не хотела об этом говорить.

Никогда.

Виктор может сохранить свой секрет. Я дам ему эту возможность, и тогда я смогу простить его и продолжить любить.

Дверь в дом распахнулась, и я наконец смогла услышать, что говорит чудовище. К моему удивлению, его голос, хотя и слишком низкий, чтобы принадлежать человеку, сопровождался красноречием, подобного которому я еще не слышала:

– Твои дни будут полны ужаса и страданий! Скоро разразится гроза, которая навсегда уничтожит твои замыслы. Ты лишил меня всего, оставив лишь месть – месть, которая отныне будет мне дороже света и пищи! Я могу погибнуть, но сперва ты, мой тиран и мучитель, проклянешь солнце, которое смотрит на тебя и видит то, что скрыто от других. Я, чудовище, что бежит от людских глаз, пока ты живешь открыто! Остерегайся, Виктор, ибо я буду следить за тобой с терпением змеи.