Саша Мар - Интересно и легко

Надя помедлила, и всё-таки накинув на себя лежавшую тут же рядом рубашку Вадима, подошла к стойке.

— Вот смотри, — Вадим положил Машку у края стойки, — так, а здесь будет, — он открыл стоящий рядом холодильник, — вот, яблоко.

Он прокатил яблоко по своей груди и животу «брр!», поёжился от холода, и поставил яблоко на другом конце стойки:

— Сейчас темно, и ни черта не видно. И черепахе не видно. Она может поползти направо, — и Вадим чуть подтолкнул Машку вправо. Черепаха пару раз двинула лапами, и они повисли в воздухе, — и может свалиться вниз. Может поползти налево, — Вадим поднял черепаху и показал, как она плавно пикирует со стойки на кафельный пол, — а может поползти прямо — и найти яблоко, да Машка?

Но черепаха не видит ничего, она в темноте, прямо как люди. Что ждёт нас за этим углом, а в этом подземном переходе, что будет, если вложить в синие фишки, или поступить в вуз на АйТи или на юрфак — это только вероятности, но никогда не стопроцентные. А жизнь-то одна, короткая, и нужно точно знать. Нужен только стопроцентный прогноз, что то, что ты сделаешь, принесёт тебе счастье, ведь не хватит времени попробовать все варианты, тем более, если часть из них тебя, в конце концов, может и убить, верно?

Он снял Машку со стойки и поставил на пол. Черепаха осталась на месте, и Надя подумала, что, наверное, у Машки кружится голова.

Мы видим все пути и возможности, куда ползти, потому что мы — Боги, — говорил Вадим, — ну, для черепахи во всяком случае. Но мы — молчим, это же обычное занятие Бога — молчать, пока черепахи падают в пропасть. Ну, или мы кричим черепахе «Стой, не ползи направо там опасно!» — но она не знает нашего языка, понимаешь, и никогда не выучит. А мы не хотим говорить по-черепашьи. Мы, скорее всего, можем — мы же боги, и можем все, — но не хотим по той же причине. Мы Боги, и делаем, что хотим, а почему мы этого хотим — черепахе не понять.

Надя улыбалась, глядя на Вадима.

— То есть ты выучил язык Бога?

Вадим серьёзно посмотрел на Надю:

— Нет, я научился читать его мысли. Давай снабдим Машку волшебным фонариком.

Вадим грохнул ящиком в кухонном шкафчике, пошарил внутри и извлек брелок в виде патрона с гильзой и резинку колечком. На брелке была кнопка, которая поочередно включала фонарик или лазерную указку.

— Машка, потерпи.

Он снова поднял черепаху с пола, закрепил мягкой резинкой брелок у неё на голове и осторожно нажал на кнопку. Машка чуть быстрее, чем обычно, замотала головой, железная штуковина и резинка на башке ей не нравились. Довольно широкий луч фонарика начал перемещаться от края к краю барной стойки и в центр, показывая на мгновение зеленый бок яблока.

— Теперь она знает, где яблоко, у нее есть фонарик. Она конечно в силу тупости, хоть и древнее животное, не может им пользоваться, и всё равно поползет куда вздумается. Но я-то могу. У меня есть такой же фонарик. Только он еще более точный и пользоваться им сложнее.

Вадим щёлкнул кнопкой, и фонарик превратился в лазерную указку. Теперь по стойке забегала красная точка, то исчезая за краем столешницы, то скользя вперед в сторону яблока, не добираясь до него, то всё-таки останавливаясь на выпуклой зелёной кожице.

Вадим снял с Машки неуютное приспособление.

— Видишь, мой фонарик — это очень тонкий луч, но с его помощью я нашел своё яблоко.

Он подошел к девушке, обнял и прошептал на ухо:

— Я знал, что если мы сегодня проведем ночь вместе, то будем вместе всегда.

Господи, какой же он всё-таки гик, и какую чушь несёт, но какой же красивый и как мне хорошо с ним.

— А ещё, — Вадим поднял голову и сказал быстро, как будто вспомнив занятную деталь, — смерть свою предсказать не могу. У меня сейчас линия жизни, которая выстраивается по расчетам, бесконечная. Но это же не значит, что я буду жить вечно, думаю, у всех молодых это было бы так. Гляди.

Он показал Наде циферблат часов, нажал последовательно кнопки на боковине корпуса, и электронный дисплей загорелся голубым светом, таким ярким, что Надя сначала зажмурилась. По дисплею побежали справа налево белые числа. Вадим покрутил колесико, и бег ускорился, числа слились в одну светлую широкую ниточку.

— Это моя линия жизни, можно крутить хоть час, конца не будет. Здесь бесконечное количество возможностей и выборов, в том числе и бессмертие. Есть и такой вариант, да, потому что просто есть запас здоровья, наверное. Я пока не сделал ничего такого, что может вызвать смерть от болезни или старости. Сердце не шалит, холестерин в норме, понимаешь. Будущее от этого момента и дальше вбирает в себя все возможности. Найти лекарство от старости — это, получается, с точки зрения звёзд, тоже реально.

Может быть, я спрошу однажды: «Если мы полетим в Мумбаи на каникулы, покатаемся ли мы там на слоне?» — и получу ответ «нет» и линия жизни оборвется, это будет значить, что нужно либо вообще не лететь, либо спрашивать уже конкретно про авиакомпании. Для моих часов смерть — это просто возможный побочный эффект моего выбора. Она необязательна, и это самое удивительное.

— Но ведь, если ты узнаешь, что на аэрофлоте в Мумбаи тебе лететь не надо, ты же позвонишь в компанию?

Они снова сидели на белой медвежьей шкуре, и Надя расчесывала его волосы пальцами как гребнем от висков и за уши.

— Ну да, чтобы меня вычислили и обвинили в терроризме, а потом, если самолёт на самом деле разобьётся, чтобы засадили, ведь никто не поверит моим часам, а в то, что я террорист — поверят сразу. Да, и пока у меня не было предсказаний про теракты, они далеко от меня, просто.

И они всю ночь провели на медвежьей шкуре, ощущая себя героями рождественской истории. Может быть, Вадим представлял, что он всесильный волшебник, а Надя, что она спящая красавица, кто знает. Террористы, катастрофы, и люди, молящие о помощи сверхъестественных и вполне реальных сил, становились эфемерными и улетучивались, испарялись как капли пота с горячего молодого тела. Ничего нет, только снежная новогодняя сказка, наполненная радостью обыкновенных людей, на которых свалилось необыкновенное счастье. Может быть дело в том, что счастье сначала делает человека эгоистом, самозабвенным добрым и прекраснодушным эгоистом? Кто знает…

Весной к Танюхе в гости приехала сестра с мужем и двумя пацанами, пятилетними близнецами, Яриком и Сашей, которого для рифмы назвали Шуриком. Ярик и Шурик. У Танюхи было какое-то невероятное количество сестёр, то ли пятеро, то ли шестеро. Во всех рассказах про детство и жизнь с сёстрами неизменно присутствовала фраза: «Батя с нами просто вешался». Отец Танюхи очень хотел сына и старался изо всех сил, но получались одни девчонки. Жена ему говорила: не переживай, настоящие мужики воспитывают дочерей, и он воспитывал и, судя по всему, делал этот хорошо, потому что став взрослыми, девочки дружили и помогали друг другу, хотя общались между собой по-свойски и даже грубовато. «Ну, правильно, чего сопли развозить», — говорила Танюха и звонко смеялась, разговаривая с сестрой по телефону: