Клайв Баркер - Алые песнопения [litres с оптимизированной обложкой]

– Я просто иду, куда…

– Куда тебе велят сны. Ага. Помню. И сны сказали тебе…

– Быть здесь строго в этот миг.

– А они сказали тебе, что здесь буду я?

Дейл улыбнулся.

– Нет. Но это приятный сюрприз, – сказал он с ласковой искренностью.

– Сол и Беллмер не пожелали составить тебе компанию?

– Сол никогда не ходит со мной. А мисс Беллмер… ну, прошлым вечером её нашли мёртвой. В рот ей затолкали её же клитор. Огромный такой. Который был вовсе не клитором.

– Вот тебе и друзья в высших кругах.

– Как по мне, скатертью дорожка.

– Да ты что. А я уж думал слезу пустить. Ну как, прокатимся?

– А. Ты про фургон? Нет. Боюсь, этого нет в раскладе.

– В чём…

Гарри осёкся. Каждая капля чернил в его коже внезапно испустила боевой крик – сигнал тысячи беззвучных сирен воздушной тревоги. Это было подобно удару под дых. Из Гарри выбило весь воздух, и он упал наземь, слепой и глухой ко всему, кроме издаваемого чернилами гвалта. Он смутно услышал, как Кез закричал ему: «Вставай, вставай! Норма говорит, что нам нужно убрать тебя отсюда!» А затем каким-то чудом Кез уже опускался рядом с ним на колени.

– Ясен-красен! Твои сраные чернила орут-заливаются.

А затем, так же внезапно, как и появился, сигнал тревоги пропал. Гарри открыл глаза, и чувства вернулись к нему. Он вобрал глазами всех присутствующих: Кез и Дейл смотрели на него сверху вниз, Норма же прислушивалась к ветру.

– Ребята, – проговорил Гарри, еле ворочая языком, – познакомьтесь с Дейлом.

– Дейл. Пишется, как Алан-э-Дейл [32] Алан из Лощины (англ. Alan-a-Dale) – менестрель-разбойник, герой легенд о Робине Гуде и член его отряда. , – сказал Дейл. – Очень рад.

Пока все обменивались приветствиями, Гарри глубоко вздохнул и медленно поднялся на ноги.

– Он – тот самый друг из Нового Орлеана. Славный парень. Да, Дейл?

– По легче, Гарри, – сказал Кез.

– Я в порядке, – отмахнулся Гарри.

– А с виду не очень, – подала голос Лана.

– Я. В. Порядке, – процедил Гарри. – Просто на какой-то миг стало очень громко.

– Наверное, оно приближается, – сказал Дейл.

– Пожалуй, – кивнул Гарри. – Чем бы оно ни было, оно громадное. А теперь двигаем. Прежде чем оно сюда доберётся.

– Прежде чем что доберётся? – поинтересовалась Лана.

Дейл повернулся и ответил на её вопрос:

– Ад.

– Чёрт. Здесь скоро появится брешь, – сказала Нор-ма. – Что-то за чертой хочет получить доступ к нашей реальности… Будь я проклята, – она осеклась. – До меня только что дошло, что поблизости ни одного призрака.

Она полуобернулась и обратила лицо к небесам.

– Ни одного, – повторила она спустя несколько секунд.

– Что это за шум? – спросил Кез.

Внезапно оно послышалось со всех сторон – не один звук, а множество. Гарри вращал головой, пытаясь отследить источник шума.

– Это дома, – сказал он.

Оконные стёкла тряслись в рамах, а запертые двери так вибрировали, словно хотели сами посниматься с петель. Старая, отслоившаяся плитка соскальзывала с крыш и разбивалась на тротуаре, а из квартир доносился гам, издаваемый предметами домашнего обихода. Посуда, бутылки, лампы, зеркала и другие бьющиеся вещи грохотали так, словно в один миг во все квартиры ворвались своры вандалов. Всё танцевало, поддавшись единому порыву.

– Кажется, потасовки не миновать, – сказал Кез.

– Будь оно проклято, – прошипела Лана. – Не то место. Не то время. И так, блять, за положняк.

Кез пошарил под водительским сиденьем и достал свернутый коврик. Он присел, положил его на тротуар и, окликнув друзей, развернул.

– Кому-то подсобить?

Гарри глянул на раскладку: на двухфутовом потёртом коврике поблёскивало разнообразие ножей и прочих смертоносных инструментов. Первенство по длине принадлежало исцарапанному мачете (как же Гарри его не хватало в Новом Орлеане). Рядом с ним лежала шестёрка ножей, самым крупным из которых был внушительный охотничий нож, а самым мелким – кортик, подаренный Кезу на День святого Валентина мясником, с которым он когда-то встречался.

– Нет, благодарю. С ножами у меня связано слишком много плохих воспоминаний. Но вот Норме нож не помешает.

Кез кивнул и выбрал для Нормы оружие. Дейл взял себе мачете.

Тем временем шальные силы всё вымещались на домах. Несколько окон взорвалось внутрь, а другие брызнули осколками на улицу – казалось, словно энергия била волнами и то накатывала, то откатывала. Вдруг погасли все уличные фонари, и вопреки возражениям Кез сунул Гарри в руку нож. Тот покорно кивнул.

– Как твои татуировки? – спросил Кез.

– Беснуются, как ненормальные, – ответил Гарри.

– Есть мысли?

– Да, но ни одна мне не нравится.

Весь лес пришел в движение удивительной сложности, а воздух вокруг Жреца Ада полнился созвездиями светящихся точек, и в некоторых местах их шлейфы переплетались так плотно, что возникали узлы, по которым текли уже другие огоньки. От киновита расходились ударные волны – они накатывали на яркую пыль и отталкивали ее от эпицентра, создавая вокруг киновита сферу плотно сжатой субстанции.

– Заходи, – обратился Жрец Ада к своему слуге.

Феликссон прятался среди размягчённых ветвей и тайком наблюдал за развитием событий. Он доверял своему хозяину и тут же подчинился приказу. Искалеченный маг вышел из зарослей и, не разгибаясь, прошёл сквозь стену из пылающих кустов. Всё случилось быстро, но не безболезненно. Феликссон сразу же лишился всей растительности – волосы на его теле и лице вмиг обгорели. Одежды, которые он сделал себе в жалкой попытке соблюдать приличия, за секунду превратились в серую золу, добавив пламени костру в промежности. Феликссон глянул вниз и подумал, что выглядит, как ребёнок: мужское достоинство – как обрубок, а яйца плотно прижаты к телу. Но внутри энергетической сферы и рядом со своим повелителем он чувствовал себя в безопасности.

Жрец Ада быстро начертал что-то в воздухе – в пространстве перед ним возникло несколько черных знаков.

– Я отомкну путы, наложенные на твою память.

– Пфу… пфуты?

– Да. Без них ты бы давным-давно сошёл с ума. Но мне нужна твоя помощь. Вот. К тебе вернулась толика знаний. Пользуйся ими с умом да мне на пользу, и со временем я открою тебе больше.

Внезапно в голове у Феликссона распахнулось несколько узеньких дверей, и каждая была книгой, хранившей частичку колдовского могущества некогда великого мага. Знание принесло на своих крыльях и частичку его истории, и вдруг Феликссон испугался своего состояния – он был жалким, страшного вида калекой с безволосой промежностью и гениталиями унизительного размера. Он прикроется, как только представится такая возможность. Посему Феликссон оставил вопрос своей метафоричной и буквальной наготы и обратил всё внимание на повелителя.