Сергей Байбаков - Лесные Боги

Речка названия не имела. Хоть она и широка, да и глубина в ней по всей видимости немалая, ее никто никак не называл. Таких речек в Ледаву немало впадает. И если давать каждой свое имя — так запутаешься. И была она не такая уж и длинная: версты четыре, ну может пять, не более. А там и озеро — из которого речка начало брала.

— Прозор, — спросил Любомысл, — а что там Витольд про Древнюю Дорогу говорил? Ты что-нибудь про такое слышал? Ты там бывал?

— Бывал Любомысл, и не раз. Только давно. Колодец? Колодец там есть. Это верно. А вот тумана что-то я не заметил. Никакого… ни утреннего, ни вечернего. Просто обрывается эта дорога неожиданно, сразу же за этим колодцем. Будто отрезает что-то. А дальше чащоба да бурелом начинаются. Стеной деревья стоят — не продраться. Да по этой дороге никто никогда не ходит. Даром что древняя… Я не слышал, во всяком случае, что можно так быстро до Виннеты добраться, как это Витольду удалось. Да и не живет в тех местах никто. Сам знаешь. Венды — они в основном по другому берегу Ледавы селятся. А с этой стороны, если только у моря, вон как ты, например. Ведь род Бобров, он от моря недалече свои деревеньки ставит. Поглубже в лес — Куницы и Беры, да с другой стороны, насупротив Виннеты, рода Глухарей и Оленей обосновались. А в том месте, куда мы едем, никто и не селился. Окрест озера на многие версты ни одной деревеньки нет. Даже самой маленькой. До ближайшей, где род Беров, отсюда полдня пути будет. Так что никому это Древняя Дорога не нужна. Некому по ней ходить. А вот то, что Витольд по этим местам бродил мне не по нраву! Хоть они и глухие, зато наши. Мы же к ним в их фьорды не лезем, верно, Любомысл?

— Верно, Прозор, — тяжело вздохнул Любомысл, вспомнив свое детство: разрушенную саратанами деревеньку, и туманный просоленный фьорд на севере, где прошла его юность. Верно, — глубокомысленно заметил старик, — не лезем… Я хоть и вырос среди вестфолдингов, и все их повадки и устои мне ведомы, но вернуться к ним не хочу. Разные они бывают… вестфолдинги. Есть и хорошие, вон как, например мой ярл был. А есть и такие — как Витольд. Что тут поделаешь? Люди — они и должны быть разными.

— Но не такими, как Витольд, — пробурчал Прозор. И что он так черных Йоруба ненавидит? Ведь должна же какая-то причина быть? Наверное, ему на хвост эти воины круто соли насыпали… А чего это ты вдруг про эту Древнюю Дорогу заговорил, Любомысл?

— Да вот понимаешь, друг, любопытно было бы на нее взглянуть. Что там такое? Что там за туман такой на её краю стелется? Вот и Земли Мрака, в которой дикие бруктеры обитают, тоже за каким-то туманом скрываются. Я вот и думаю, не одно ль это и тоже? А ну как можно сквозь этот туман пройти, да посмотреть, что там? Вдруг — не то, что очень хорошее, а может даже весьма для нас полезное обнаружится? Для нас — это для Альтиды, — пояснил старик. — Или наоборот — там беда какая-нибудь скрыта. Все-таки это место под боком у Виннеты. Вдруг что и вызнаем?

Добромил неожиданно загорелся от слов своего наставника.

— Дядька, а давай мы до этой Древней Дороги сначала доедем! — предложил мальчик. — А к волхву чуть позже. Ведь когда мы к нему заедем, так неведомо — что потом будет. Вернее ведомо: к Велиславу на выручку направимся. Но к Древней Дороге мы уж точно не вернемся. Не до того будет. А так… Ведь это место тоже у озера. Прозор, ты ведь знаешь, как к нему ехать. Что ближе будет, сначала туда, а потом к волхву, или наоборот?

— Одинаково, — поразмыслив, ответил Прозор. — А ведь ты прав, Любомысл, и ты Добромил тоже прав. Не мешало б узнать, что это такое у нас под самым боком завелось. Если сначала на Древнюю Дорогу глянуть, да на туман, который как ты Любомысл говоришь, с туманом из которого бруктеры выходят, схож, да потом к волхву, то времени мы немного потеряем. Самую малость. Зато знать будем — что там. А может и волхв Хранибор чего потом подскажет…

Когда венды выехали на широкую лесную прогалину, то на краткий миг какая-то непонятная тень заслонила от Добромила восходящее солнце.

— Ой! Кто это там?! Смотрите! — воскликнул княжич, указывая пальцем на небо.

Со стороны восхода, высоко над всадниками, размерено и глубоко взмахивая длинными широкими крыльями, плавно кружилась большая темная птица. Она не снижалась. Уходя в высоту, застыв в небе, подолгу парила. Казалось, она не хочет приближаться к вендам ближе определенной черты. Прозор, щуря и прикрывая глаза ладонью, усердно вглядывался в бездонную синеву. На глаза наворачивались слезы: смотреть трудно — бог Хорс слепит глаза не на шутку. Соразмерить величину птицы охотник не мог, но, судя по всему — велика! Наконец, Прозору удалось разглядеть очертания любопытного гостя. Изумленный венд рыкнул нечто невразумительное. Затем густо пророкотал: — Филин! Это филин, други! Ночной охотник!.. Великий Род!!! Да у него крылья с пару саженей! А размах!!!

Прозор не находил слов от возбуждения. Ну и утро! Сначала довелось увидеть бой туров, а сейчас — ярким утром! — над ними кружит невиданный ночной охотник. Прозор подумал, что этому филину ничего не стоит ухватить и без труда унести даже лошадь. Не слишком большую, конечно. Вот такую, к примеру, на которой Любомысл ездит. Впрочем, нет, лошадь не закогтит. Но матерущщего барана-овна — точно!

— Филин? — недоверчиво переспросил Любомысл. — а тебе не мерещится, Прозорушка? Где это видано, чтобы филин по утрам, при солнце, летал? Страж леса сейчас спать должен.

Впрочем, что над ними действительно парил огромный филин, вскоре убедился даже недоверчивый старик. Птица, снизившись и перестав кружить, полетела в сторону вендов. Казалось, он решил внимательно изучить путников…

— Какой он огромный… — восторженно прошептал Добромил, глядя на бесшумно взмахивающую широкими крыльями птицу. — Прозор, неужто такие большие есть?

— Выходит, что есть, — довольно качнув головой, отозвался Прозор. — Теперь мы знаем, что в нашем лесу и такие филины живут. Эх, каких только чудес за жизнь не увидишь!

— Так-так, — раздельно проговорил Милован. Рука молодца непроизвольно потянулась к луку.

Ехавший рядом Борко быстро и больно ткнул друга в шею.

— Ты, что! Ополоумел? Это же филин! Воевода птиц, владыка сов! Если орел птичий князь, то филин у него воевода! Если его тронешь — беды не миновать! Да и ночью, что тебе умные люди говорили? Помнишь? Ты что понапрасну живую тварь убить хочешь?! Только чтобы потешится?! Тогда ведь леший тебе в жизни этого не простит! И не забудет! Я вон, вчера кабанчика убил, так теперь так об этом жалею! Не передать, как! Я вот, когда мне руку камнем в башне перебило, сразу подумал: это мне расплата, за то, что кабанчика забил!

Милован отдерну от лука руку и густо покраснел. Борко прав. Но кто ж виноват, что страсть к охоте молодец с молоком матери всосал? «Эх… Верно Борко молвит. Дурень я, хоть и умным кажусь…»